— Судья Куэйл! — воскликнул я. — Бога ради…

— Я боюсь. Вам этого не понять. Они все против меня. Все до одного. Я не подозревал, что мои дети могут быть такими… — В его голосе послышались сварливые старческие интонации. — Они ополчились против меня. Я не знаю ни минуты покоя. Я представил себе, как состарюсь и буду жить окруженный детьми… — Он перешел на шепот.

Мне показалось, что в библиотеке страшно холодно.

— …большой стол, накрытый для гостей. Веселый смех. Как бывало при моем отце. Мальчики приходят со мной посоветоваться… Они… Увы, они явно невысокого мнения о своем старом папочке.

Шепот стих, было слышно, как стекла в рамах слегка подрагивают под порывами ветра. Слова судьи сделали его кабинет мрачным и холодным, несмотря на горевший камин. Он снова поднес было к губам бокал, но в дверь постучали.

В комнату быстро вошел человек и, не заметив меня, обратился к судье. Невысокий, вид встревоженный. Одет в серый мешковатый костюм. Рубашка без крахмального воротничка, у ворота поблескивает нелепая медная запонка. Кроткие голубые глаза за большими, не по лицу, очками с двойными стеклами. Но лоб приятный, светлые волосы коротко острижены.

— С ней будет все в порядке, папа, — сказал он. — Я не понимаю…

Сделав над собой усилие, судья снова обрел хладнокровие. Он встал, поставил бокал на каминную полку и перебил вошедшего:

— Уолтер, поздоровайся с мистером Марлом. Мистер Марл… Доктор Твиллс.

Твиллс вздрогнул и повернулся ко мне. Затем в его отрешенном взгляде что-то мелькнуло, и он еще больше занервничал. У него была манера шевелить скальпом — кожа на лбу ходила взад и вперед. Так делают школьники, когда пытаются — и тщетно — шевелить ушами.

— Ой! — воскликнул он. — Здрасьте. Я не знал, что вы тут.

— Ну так что, Уолтер?

— Простите, — сказал доктор извиняющимся тоном, — но не могли бы мы на одну минуту уединиться? Речь идет о здоровье миссис Куэйл. Прошу меня простить, мистер Марл.

Судья окинул его тяжелым взглядом, взялся за подлокотники.

— Ей не хуже?

— Не в этом дело. Она… Гм…

Судья Куэйл вышел с ним в холл. И это муж очаровательной Клариссы? Этот кроличьего вида и не первой молодости нервный человек? Я задал себе вопрос: неужели такие вот фокусы и означают обычный вечер в семействе Куэйлов? Я поднес бокал к губам, но в этот момент услышал, как за дверью судья прорычал:

— Ты лжешь! Лжешь! Я не верю. Она не могла сказать ничего подобного.

Твиллс что-то забормотал, но судья его перебил.

— Я не верю, — повторил он. — Ты лжешь. Это заговор, и ты принимаешь в нем участие. Я не верю ни единому слову.

В его голосе появились опасные раскатистые интонации, и он вошел в библиотеку, распахнув дверь так, что зазвенели украшения на люстре. Твиллс вошел следом, говоря в спину судье:

— Вы должны меня выслушать, сэр, уверяю вас…

Оказавшись у камина, судья резко повернулся и, подняв руку над головой, крикнул:

— Убирайся отсюда! — Затем он сделал шаг по направлению к Твиллсу, но остановился и сказал уже ровным голосом: — О Боже! — Зрачки его глаз странно расширились, какое-то мгновение судья застыл на месте. Рука его метнулась к горлу. Он отчаянно пытался что-то сказать, но слова никак не шли. Ухватившись за край каминной полки, судья завертел шеей, глаза его остекленели. Он простонал сквозь зубы, на губах появилась пена.

— Судья! — воскликнул Твиллс.

Пальцы левой руки судьи отпустили край полки.