– Ты плохо выглядишь, – пристально вглядываясь в мое лицо, с тревогой замечает он. Я горько улыбаюсь, опускаясь на диван. Мне хочется закрыть глаза. И я закрываю. Темнота успокаивает….

– Спасибо, это так мило. А ты – хорошо. Чертовски хорошо. Как же меня это бесит, – бессвязно бормочу я, – Значит, серфинг. Классно, Эванс. А как насчет прыжков с парашютом?

– Двенадцать, – отвечает он. Я слышу шаги. Рядом. Садится в кресло напротив.

– Что? – не понимаю я.

– Двенадцать прыжков.

– Байдарки и горные реки? Скалолазание?

– Да. И много всего другого.

– Что случилось с Мистером—Я—Очень—Занятой—Босс?

– Научился ценить свое время, – просто ответил Он. Я открыла глаза, чтобы это видеть…. Умиротворенным и уверенным, спокойным – таким было его лицо. Никогда раньше я не видела Макса таким. Я снова почувствовала боль, словно она никуда и не уходила.

– Когда-то я думал, что все еще успею. Что меня ждет долгая жизнь, – продолжил Эванс, не замечая моих душевных терзаний, – На самом деле я никогда до конца не верил в то, что болен, по-настоящему…, – он тяжело выдохнул, нервно стукнув по подлокотнику кресла костяшками пальцев. Его взгляд блуждал по рисунку ковра под ногами.

– Я был уверен, что справлюсь. Ричард ставил свои чертовые опыты, и убеждал, что умственная нагрузка моего интеллекта новыми знаниями, вкупе с физическими нагрузками, мне помогут. Не знаю, был ли он не прав. Путешествия и активный отдых тоже питают и ум, и тело. Сейчас я чувствую себя лучше, чем когда-либо.

– А как же бизнес? – холодно спрашиваю я. Он словно не замечает, что я готова плеваться ядом.

– Есть люди, которым я доверяю. Мне хватает двух недель в месяц, чтобы держать под контролем все офисы компании. Я же гений, несмотря на то, что псих, – он горько улыбается, поднимая на меня синеглазый взгляд, – Ты никогда не перестанешь злиться на меня? – спросил Макс. Все-таки заметил. Конечно, он же чтец душ, гений и псих.

– Слово «злиться» не подходит под тот коктейль чувств, которые я испытываю к тебе. Злиться можно на собаку, которая нагадила на любимый ковер, – отвечаю предельно честно, даже привожу примеры. Его лицо мрачнеет, взгляд держит меня в плену и напряжении. Чертов змей.

– Когда ты пришла в мой офис за документами на развод, меня там уже не было, – произнес он, толкая меня в пропасть страшных воспоминаний. Я обхватываю себя руками, сигнализирую «не надо». Но Макс глух, – Я хотел все исправить, но не справился. Три года моей жизни прошли, как один безумный сон. Я собирался поехать, чтобы объяснить, признаться во всем. Черт, я рвался, как мог, но Ричард не отпускал, он говорил, что это опасно, что я еще опасен. Мне потребовалась длительная реабилитация, прежде, чем я стал таким, как сейчас. Но когда стало лучше, ты уже вышла замуж, и я не видел смысла в своих запоздалых откровениях и признаниях. Я бы только испугал тебя…, – в его улыбке вся горечь мира.

А в моей душе чернильной кислотой разливается боль и ярость. Кровь вскипает в венах адским пламенем. Мои колючки разрывают кожу, самоконтроль летит к чертовой бабушке…. Мне хочется схватить его за горло и душить, запихать его никчемные, пустые, запоздавшие на тысячу лет слова обратно в глотку, чтобы он подавился ими на моих глазах. Я открываю рот, чтобы сказать все это вслух, но только хватаю воздух ртом, как глупая рыба, выбросившаяся на берег по своей воле. И это мое горло сжимает невидимая рука, не давая дышать.