Бабу Марфу арестовывать не стали, тем более, что ее имя значилось в списке «кандидатов в небожители», который помещался на последней странице дневника.

Было там и имя Забродова, чему Илларион, несмотря на имевшие место в конце октября события, искренне удивился. «Ну, что я ей сделал?» — спросил он у Сорокина, на что немногословный полковник коротко и ясно ответил: «Пренебрег». Илларион в ответ покрыл его матом, что случалось с ним довольно редко, и ушел, хлопнув дверью. На это тоже были свои причины: в последнее время он часто видел во сне красивые сильные руки Аллы Петровны, волосы, твердо очерченный рот и карие глаза, похожие на августовские звезды.

Шинкарева выпустили из клиники где-то в середине декабря. Илларион видел его. Сергей Дмитриевич похудел, осунулся, стал бледен и еще более тих, чем раньше.

Вернувшись домой, он заперся на двое суток, а потом привез откуда-то стекло и собственноручно застеклил выбитое окно. Восемнадцатого декабря он вышел на работу, и Илларион снова начал встречаться с ним по утрам на лестнице. После третьей встречи он начал подумывать о том, чтобы изменить режим, но не стал этого делать: Шинкарев сразу догадался бы, в чем дело, а ранить его и без того израненную душу Илларион не хотел.

На четвертый день Шинкарев заговорил с ним.

— Простите, — сказал он. — Я хочу вас спросить.

Это вы… ее…

Илларион посмотрел ему в глаза.

— Да, — сказал он. — Я убил ее. Поверьте мне, это вышло случайно.

— Какая разница? — сказал Шинкарев. — Пожалуй, так даже лучше. Она ведь не мучилась?

— Ни секунды, — твердо ответил Илларион.

— Ну вот. А там она мучилась бы всю жизнь. И я мучился, зная, что она мучается. Впрочем, речь не обо мне.

Он явно хотел сказать что-то еще, но передумал и, опустив плечи, двинулся вниз по лестнице. Иллариону почудилось, что плечи у него подозрительно вздрагивают.

— Будь оно все проклято, — тихо пробормотал Забродов.

Книги, стоявшие на подожженном Аллой Петровной стеллаже, почти не пострадали. Безвозвратно погибла только одна, и Илларион почти не удивился, выяснив, что это была «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Через неделю после пожара он приобрел другой экземпляр — правда, не такой старый и переведенный на русский язык. Это не очень огорчало: он сомневался, что когда-нибудь захочет перечитать эту книгу.

В одиннадцать часов вечера тридцать первого декабря Илларион Забродов торопливо миновал темную арку, которая вела во двор. Пробегая мимо своего заснеженного «лендровера», он весело пнул его по заднему скату.

— С наступающим, старичок, — сказал он.

С кодовым замком пришлось повозиться: мешал объемистый, расползающийся пакет, который Илларион прижимал к груди обеими руками. Наконец замок уступил, дверь распахнулась с характерным щелчком, и Забродов поспешно вошел в подъезд.

Его торопливость объяснялась не только тем, что до наступления Нового года оставалось меньше часа, но и тем, что за ним могла быть погоня: в компании, из которой он улизнул, прихватив со стола кое-какие продукты, люди были в большинстве своем веселые и решительные и могли вернуть его за стол даже и в связанном виде.

Вскарабкавшись со своенравным пакетом на пятый этаж, Илларион с облегчением свалил его в угол возле своей двери, немного поколебался, держа в руке ключ, а потом решительно пересек площадку и позвонил в дверь напротив. Не дождавшись ответа, он позвонил еще раз.

Наконец дверь отварилась.

— Здравствуйте, Сергей Дмитриевич! — весело сказал Илларион. — У меня беда: стяжал продукты, а съесть их не с кем.