Теперь это я. Эллы не существует. Я отряхиваю вихрь эмоций, бьющих меня, и протягиваю карточку

продавцу, впервые свободно тратя деньги Кейдена. Я утешаю свою совесть мыслью, что ему

понравятся совершенные мною покупки.

После завершения операции, я выхожу из магазина, обнаруживая Кейдена прислонившимся к

столбу, у уха iPhone, по всей видимости ведя глубокий разговор. Мой взгляд смещается от него и

упирается на магазин прямо напротив нас с изображением балерины на окне, и мой живот начинает

крутить, мое горло сжимается.

Танцы. Меня тянет к танцам.

Я сокращаю расстояние между собой и Кейденом, стуча по его руке и указывая на магазин. Он

кивает и наклоняется, целует мой висок, и это простое проявление любви, которое я знаю он

выказывал очень немногим людям за прошедшие пять лет, крадет мое дыхание и изгибает губы. Я

пересекаю узкую улицу и вхожу в магазин.

  Чао! – меня встречает продавец, и я бормочу то же самое в ответ, но уже отвлеклась на ряд

туфель в задней части магазина.

Я пробираюсь через стеллажи с одеждой и добираюсь до витрины с балетными тапочками. Я

тянусь к классическим розовым, которые всегда любила, и застываю. Всегда любила. В голове

вспыхивает картинка, и я закрываю глаза. Я на сцене, передо мной ряды пустых кресел, когда я

выступаю, в то время, как ряд судей сидят за столом впереди в центре. Это прослушивание в школе, я

думаю, и здесь моя мама. Я не могу увидеть ее, но чувствую ее поддержку и нервозность. Она рада за

меня и гордится моими достижениями. Это хорошее воспоминание. Счастливое время, но, когда я

решаю купить свой размер балетных тапочек, тепло мгновений уходит, и меня окутывает холодное

темное чувство, предупреждение, что что то надвигается, и даже волоски на руках становятся дыбом.

Глаза затуманиваются, перед ними начинают плясать пятна, и я хватаю вешалку с одеждой и мчусь в

примерочную. В конце я открываю дверь и захлопываю ее за собой, мои руки так трясутся, что не могу

ее закрыть. Я сдаюсь и иду к дальней стене, прислоняясь к ней и прижимая к себе тапочки. В голове

начинают вспыхивать картинки, и я позволяю глазам закрыться. Я возвращаюсь на кухню с мамой, и

я только что съедаю печенье, когда заходит папа.

  Вот мои две девочки.

Я поднимаю взгляд, когда он заходит, а он большой и широкоплечий, его волосы в беспорядке, его зеленая армейская футболка, как вторая кожа. Странно, когда он дома, и пусто, когда он уходит, на этот раз это были шесть долгих месяца. Он пугает, герой, который ожидает от меня большего, чем

я часто думаю могу быть. И я люблю его. Он садится между мной и мамой. – Привет, папа. Я только

что испробовала твои печенья. Будь уверен, они высшего качества.

  Я сам их испробую,   говорит он, подхватывая одно и пробуя его, поднимая палец вверх

прежде, чем поцеловать маму, которая расцветает, когда он находится рядом. Он возвращает свое

внимание на меня. – Ты сегодня сбежала от меня в тире.

  Тренировала танец,   говорю я.

Он корчится, доказывая, что он до сих пор не является фанатом моих танцев, а еще женат на

учителе по танцам. Иногда я думаю, что он хочет, чтобы я была сыном, которого у него никогда не

было. – Ты будешь ходить в тир, пока я буду в отъезде? – спрашивает он.

  Дважды в неделю,   уверяет его мама.

Он поднимает брови. – Это значит раз в неделю, правильно?

  Несколько недель,   добавляю я.