Она заколебалась. – Что он сказал?

  Немного, но ему тоже больно. Ужасно.

Она тяжело глотает. – Мой отец работал на Кевина перед Кейденом. Они все были близки, но

я не встречала Кейдена до произошедшего.

  Ты переехала сюда после смерти отца?

  Да. Кейден захотел, чтобы мы были здесь, где было бы безопасно. Наверное, он установил

новую защиту после…

  Пять лет назад,   говорю я. – Я знаю. – И у меня внезапно появилась новая потребность

услышать голос Кейдена. Я опускаю чашку и хватаю телефон, и набираю его номер. Гудок. Гудок.

Гудок. Голосовая почта. – Черт возьми,   шепчу я.

Джада тоже ставит свою чашку. – Что у него с Галло?

  Галло обвиняет его за что то в прошлом, как и ты.

  Я не обвиняю Кейдена. – Она сжимает губы. – Хорошо, может прошлой ночью обвиняла. Я

была пьяна и обижена.

  Я имела в виду то, что сказала. Ему тоже больно. Ты должна знать это…правда?

  Его трудно понять.

  Потому что он несет бремя стольких потерь, что не может никого пустить к себе. – Я смотрю

ей в лицо, не решаясь поделиться прошлым Кейдена, но нет ничего плохого, чтобы рассказать

небольшой кусочек его прошлого. – Ты знаешь о его семье?

  Он никогда не рассказывает о них.

  Он потерял их, когда ему было десять лет. Именно тогда Кевин усыновил его.

  О, мой Бог. Что произошло с ними?

  Это не я должна делиться этой историей, и, пожалуйста, не упоминай, что это я рассказала

тебе. Но я попытаюсь заставить Кейдена рассказать тебе. – В моей голове формируется изображение

милой рыжеволосой женщины, которая мне улыбается, и моя грудь болезненно сжимается. Моя мама.

Она умерла, и это очень больно. Я сдерживаю образовавшиеся слезы, мой голос хрипит, когда я

продолжаю. – Я думаю, Кейден может понять твою боль лучше, чем ты думаешь.   И я ,   добавляю

про себя, с трудом глотая и заставляя смотреть ей в лицо. – Вместо того, чтобы обвинять его, я думаю, он может быть хорошим человеком, с которым можно поговорить.

  Он как бы страшен. – Ее губы кривятся. – И сексуальный, что пугает.

Я смеюсь. – Хммм. Да. Мне знакомо. – Мы обе улыбаемся, и между нами образуется связь. –

Где твоя мама?

  Она умерла от рака, когда мне было десять лет.

Рак. Слово проскальзывает внутрь меня и находит открытую рану от воспоминания о маме. Я

знаю это, как знакомое и ужасное, точно так же, как я знаю, что сочувствие может быть болезненным.

Поэтому я его не предлагаю. – Расскажи мне о ней.

Она начинает рассказывать, и мы обе в конце концов лежим на диване, пока я держу телефон и

продолжаю звонить. Еще лучше, я просто хочу, чтобы Кейден вошел в дверь.

Нас будит громкий стук в уличную дверь, мы обе подскакиваем в сидячее положение, уснув на

диване. Голова мгновенно начинает болеть. – О, Боже,   бормочу я, игнорируя тупую боль, чтобы

схватить свой телефон и не обнаружить входящих звонков.

  Боже мой,   бормочет Джада. – Некоторые клиенты не понимают слово закрыто.

Я с недоверием смотрю на телефон.