Помня об «обете молчания», данном в «ленинской» каюте обеспеченцев, я рассказал о том, как выспался, сожрал за всю группу обед и ни хрена не делал. Однако эмоции меня так и распирали, и, всё-таки не удержавшись, я вполголоса рассказал Федосову о просмотре «Коммандо». Тот, скептически выслушав меня и хмыкнув, посоветовал не «заливать».

В понедельник после развода меня не отправили на продсклад к Сахно. Поповских дал команду идти на занятия в составе группы. Через час я стоял в строю своего подразделения по грудь в воде и ждал своей очереди на «трубу». Санинструктор, сидевший на стульчике возле бассейна, скептически смотрел в мою сторону и недовольно кривил губы. Ладно, пусть кривится. После того как я несколько раз прошёл трубу, наш капитан-лейтенант подозвал к себе санинструктора, о чём-то с ним переговорил, кивая в мою сторону. Мне командир ничего так и не сказал, не похвалил, не расспросил, как я преодолел свой страх «трубы». Как будто ничего и не случилось. Меня это даже чуть задело. Может, Поповских был недоволен, что вместо так ожидаемого им Мотыля я остался в группе? Расспрашивать о чём-то и допытываться — не мой уровень. Вроде бы меня оставляют, и слава богу! Остальное не моего ума дело.

Служба и учёба пошли своим ходом. Моё возвращение явно обрадовало только Федосова, остальные матросы, по-моему, даже и не помнили о моей краткосрочной отлучке и работе на продовольственном складе. Свою часть в заранее отработанной старшаками «схеме» перестановки штатных единиц я отработал, и ко мне претензий не было.

Занятия продолжались и с каждым днем были все напряжённее и напряжённее. Подготовительную часть программы по водолазной подготовке мы отработали. С нами провели контрольные занятия, выставили оценки в журнале боевой подготовки, подчеркнули красной линией — в следующем учебном периоде у нас «водолазка» будет посложнее: будем работать с аквалангами, в гидрокостюмах, с автоматами подводной стрельбы, учиться ориентированию под водой и изучать подводные буксировщики, а пока хватит.

Теперь основной упор Поповских уделял тактико-специальной подготовке, топографии и стрельбе. Методики огневой подготовки у капитан-лейтенанта были свои, никем не признанные и не описанные в курсах стрельб и наставлениях. По слухам, гулявшим среди матросов, нашему каплею частенько «вдували в баллоны» за самостоятельность и нарушение правил техники безопасности. Непреложной истиной в огневой подготовке для каплея было знание материальной части вооружения. Он абсолютно наплевательски отнёсся к тем знаниям, которыми нас снабдили в учебках.

— Меня не волнует, что вы там изучали, и разбирали, и из чего стреляли! Снайперами-оленеводами вы были на гражданке или значкистами ГТО, активистами-комсомольцами — абсолютно не гребёт! Я пущу в свободное обучение лишь того, кто сможет сделать так!

При разговоре Поповских стоял лицом к строю, АКМ-С висел у него на шее и руки свободно лежали на автомате, сзади него стояло два матроса-«годка» из роты, обеспечивающие учебный процесс и помогающие в проведении занятий. Один из матросов без команды достал из подсумка РД-54 картонную трубку ракеты и открутил колпачок. Шшшшуууххх!

Ракета по пологой дуге ушла в воздух. До этого капитан-лейтенант даже не шевельнулся. После запуска каплей в доли секунды вынул из подсумка магазин, на глазах у нас снарядил его двумя патронами, вынутыми из кармана, пристегнул магазин и, не снимая автомат с шеи, двумя выстрелами сбил ракету на излёте. Я рассказываю дольше, чем всё это происходило. Никто из матросов в первые секунды ничего не понял. И только спустя несколько мгновений по всей группе прошёл восхищённый вздох: «Оххх… нихххххх!».

— Итак, — спокойно продолжал Поповских, — кто сможет это повторить — огневую подготовку будет посещать, только когда захочет.