|
– Слухай, – говорит он тихо немцу, – я бачу! Я вижу! – И показывает рукой на свои глаза. – Да, – отвечает тот шепотом, – я тоже. Зрение приспособилось. Не все, конечно, но общий смысл сказанного они понимают. – Boт так дела, – бормочет Майер. – Сам не заметил, как выучил русский. Далеко-далеко слева мигнул, погас, опять мигнул и медленно разгорелся тусклый огонек. Оба бойца как по команде улеглись на животы, до рези в глазах всматриваясь в черную бесконечность каменного коридора. Впрочем, бесконечность уже не была черной. Там, в глубине, огонек становился ярче и ярче, и уже было видно, что это не просто огонек, а луч мощного фонаря… – Это они, – шевельнул вмиг пересохшими губами Майер. – Метров шестьсот ходу. Назад! Опыт – великое дело. Грохот и яростный свет раскололи подземную тьму и скалу вместе с тьмой. Прикрыв руками головы, разведчики некоторое время лежа выжидали, а после осторожно двинулись в сторону завала – уж очень хотелось полюбоваться на дело рук своих, да и убедиться в том, что враг уничтожен или хотя бы отрезан, было необходимо. Завал получился отменным. Уже метров за пятьдесят в воздухе чувствовалась толовая вонь, и пыль от взорванного камня лезла в нос и глотку. Майер зажег свечу, и в желтоватом ее свете они с удовольствием оглядели великолепную кучу скальных обломков различной величины, засыпавших тоннель под самый потолок. – Чистая работа! – восхитился немец. – Да, – согласился Петр. – Мышь и та… Э! А цэ шо?! Возле стены, подвернув под себя руки, ничком лежал человек. Точнее, сварог. Некоторое время разведчики молча разглядывали неподвижную фигуру в переливчатом комбинезоне и круглом чудном шлеме на голове. Наконец Майер передал свечу Онищенко, наклонился и одним ловким движением перевернул сварога на спину… Слабый свет упал на густые ресницы, чувственный рот и длинные черные пряди волос, выбивающихся из-под шлема. Правой рукой Майер подхватил оказавшийся под фигурой излучатель, а левой неуверенно дотронулся до нежной щеки сварога. – Тю! – сказал стоящий над ним Онищенко. – Кажись, баба! Далекий звук взрыва докатился до отряда именно в тот момент, когда они заметили впереди слабый намек на свет. – Наши взорвали тоннель! – крикнул ефрейтор Карл Хейниц. – Впереди выход!! – радостно завопил Валерка Стихарь. Уже через пятнадцать минут солдаты стояли на неширокой каменной террасе и, прикрыв ладонями слезящиеся от яркого дневного света глаза, оглядывали окрестности. Собственно, оглядывать особенно было нечего – тоннель выходил в глубокое и узкое горное ущелье. Терраса, на которой они сейчас находились, практически отвесно обрывалась вниз метров эдак на пятьдесят прямо в белую от пены реку, несущуюся по ущелью. Выше вздымались все те же отвесные скалы, и только полоса голубого неба над головами и солнце, как раз в этот час заглянувшее в ущелье, убеждали людей в том, что они выбрались-таки наружу из каменного чрева гор. – Ни фига себе вышли. – Валерка Стихарь наклонился над обрывом и сплюнул в далекую реку. – Как же тут спуститься? Или подняться? – Он задрал вверх вихрастую голову, осматривая скалы. |
