|
Торик прислушивался к ее рекомендациям. Возможно, если б она заполучила способного ученика, брат стал бы отпускать их подальше… Словно прочитав ее мысли, Пьемур предложил помощь в сборе трав. Благодарно кивнув, Шарра направилась в лес; парнишка последовал за ней. К тому времени, когда они вернулись в лагерь, Шарра составила весьма высокое мнение о новом знакомце. Парень был прирожденным бродягой и, как она подозревала, изрядным обманщиком; если навести на севере осторожные справки, наверняка выяснится, что из какого то Цеха пропал ученик, большой любитель приключений. Очевидно, он жил рядом с большим холдом, ибо его осведомленность в делах великих мира сего поражала. Ум у Пьемура был столь же быстрым, как и язык; к тому же, он обладал весьма своеобразным чувством юмора. Голос – глубокий баритон – свидетельствовал, что он был старше, чем казался на первый взгляд. Судьба одарила его великолепной памятью – он никогда не забывал уроков Шарры, касавшихся целебных трав и правил поведения в лесу. Инстинкт самосохранения не оставлял его ни на секунду – как и его файра, подтверждая старую истину – каков всадник, таков и дракон. И, определенно, он имел аналитический склад ума. Одним словом, этот парень был тем самым тестом, из которого выпекались нужные Южному холду люди. Они прошли половину дороги к высоким снежным горам и, скрепя сердце, повернули назад – отпущенный Шарре срок истекал. Теперь Пьемур начал беспокоиться насчет своего скакуна – он Звал его Дуралеем, хотя тот оказался не меньшим хитрецом, чем сам хозяин, – влезет ли он в лодку. Шарра утешаю его, говоря, что двое дюжих моряков легко перенесут маленького бегуна в баркас. Однако, чем ближе они подходили к берегу, тем мрачней становился Пьемур. Что то беспокоило его, а значит, как поняла Шарра, он скрыл половину правды. Вот только какую? Когда палатки лагеря замаячили впереди, она сказала: – Нас не интересует то, что человек оставил позади, если он готов работать здесь, с нами. Это чудесное место, Пьемур – целый материк, где можно начать все заново, – Шарра помахала рукой невестке, торопившейся навстречу, и добавила: – Если хочешь, можно даже отправить сообщение на север – кому нибудь, кто беспокоится о твоей жизни и здоровье. Странно, но Пьемур, вместо того, чтобы почувствовать облегчение, уставился на свои пыльные босые ноги. Потом он выдавил словно через силу: – Спасибо, Шарра. Я подумаю насчет письма. Выглядел он при этом весьма мрачным. Шарра представила Пьемура как жертву кораблекрушения, извлеченную ею из диких чащоб, – добавив, что Торик оценит честного парня, выжившего в лесу наперекор злой судьбе. Рамала хмыкнула и вынесла вердикт: – Ему нужны сапоги. Подошвы у него не такие прочные, как остальная шкура. Шарра рассмеялась. Кожа Пьемура приобрела глубокий загар цвета дубленого ремня, что поддерживал его рваные штаны. Самые неприличные прорехи он залатал кусочками ткани, которые нашлись в мешке у Шарры. Насчет сапог он не горевал, но вот ее куртка была предметом его отчаянной зависти. Он тоже хотел такую же – «с гнездами, кармашками и карманами, куда любимая девушка могла бы сунуть что нибудь полезное в дороге». Рамала принялась чистить корешки, и вскоре над берегом потянуло вонью выпарившегося в котелке бальзама. Горшок за горшком лечебная мазь перекочевывала в баркасы, заботливо укутанная в тряпье. Моряки вышли на одной лодке за внешний барьерный риф и вскоре возвратились с богатым уловом; фруктов в лесу тоже хватало – так что намечался отличный ужин. Во время обратного пути Шарра не раз прислушивалась к разговорам Пьемура с моряками: все его вопросы – так или иначе – касались Древних. Что он хотел разузнать? И для чего? Баркасы вошли в знакомую бухту, и она увидела небольшой кораблик с вымпелом арфистов на корме. Не в первый раз Менолли, арфистка, приходила в Южный из Форт холда, выполняя поручения и мастера Робинтона, и Главной мастерской целителей, которой Шарра исправно передавала десятину от сбора лекарственных трав. |
