– А ну брысь отсюда!

– Не гоните заради Христа! Я вон и оглобельку для себя захватил… Ужо попомнят пепелище наше милицейское!

– Что ты несёшь, Митя?!

– А ну вилазь, пан участковый! – продолжал надрываться молодой есаул. – Не то зараз ворота знесём та вас, Панове, нагайками до атамана погоним!

Я так и не понял, шутит этот парень или говорит всерьёз. Просто не успел понять, потому что с двух прилегающих улочек показались возбуждённые толпы народа. К нашему отделению шествовал весь кузнецкий квартал и ткацкая слобода. Ругань и крики висели в морозном воздухе не замерзая. Уперевшись рогом в самонадеянных запорожцев, лукошкинцы на минутку замерли…

– Православные, милицию бьют! Ну поможите кто чем может…

Кажется, это прокричал Митька. Всё… уволю… поздно…

* * *

Согласитесь, на тот момент у меня были очень веские основания для его увольнения из штата. Я часто его увольнял… То есть это случалось и раньше… В горячке, в спешке, по делу, просто так, может быть, даже несправедливо… Но! За сегодняшний поступок его стоило просто расстрелять. Только так, и непременно без суда и следствия! Донимаю, что слышать такое из уст участкового несколько странно, но другие мысли тогда мою голову не занимали.

Двадцать с чем‑то казачков развернули лошадей, Отработанно занимая круговую оборону. С двух сторон их теснили насупившиеся лукошкинцы с тяжёлыми клюшками в руках, а путь к отступлению перекрывал забор нашего отделения. Где пропадал Еремеев – ума не приложу! Я сам ни за что не сумел бы навести порядок, это только в сказочках драчуны разбегаются от одного осуждающего взгляда дяденьки милиционера… Но, чёрт побери, что же там могло довести горожан до такой точки кипения? Ведь если вдуматься, то соперники и одного тайма сыграть не успели…

– Дозвольте мне, Никита Иванович? – Я не сразу сообразил, какая сила снимает меня с ворот и вежливо сажает в сугроб. – Уж я – то обстановку криминальную за версту чую… Не след нам тут смертоубийство допускать, так ведь? Ну дак я сейчас с ними со всеми душевненько побеседую… Они у меня враз к консенсусу придут! Прибегут аж!

Ничего не могу сказать в своё оправдание – я молча сидел, как загипнотизированный кролик, глядя на Митьку, занимающего моё место. Быть может, даже на мгновение загордился его могучей фигурой в форменном милицейском тулупчике нараспашку…

– Граждане‑господа‑товарищи, чтоб вас! Пока царь Горох горькую пьёт от женитьбы неминуемой… Пока Бабуленька Ягуленька сны французские про красные мельницы откушивает… Пока Никита Иванович в сугробе сидит, судьбой нелёгкой поперёк фуражки пришибленный… Я – вам отец родной!

На минуточку действительно все заткнулись. Митька, толкающий речь в отделении, у нас уже в загривке сидит, а вот с моноспектаклями на большую, всенародную аудиторию он выходит редко…

– О казаках запорожских отдельный разговор будет. Они люди из степи приезжие, законов не знают, умываются через раз, культурному поведению отродясь не обучены… А остальные присутствующие почему нарушают?! Улицу перегородили, дубъё приволокли, нешто бить кого собрались? Не‑хорошо‑о…

Народ потупился. Люди в Лукошкине отходчивые, даже казаки, прислушиваясь, сунули сабли в ножны. Я облегчённо выдохнул, как оказалось, рано…

– Нехорошо, без санкции‑то… А вот с санкцией – самое милое дело! Щас я вам её быстренько спроворю, и покажем гостям запорожским, как со Своим уставом по чужим монастырям шастать! Никита Иванович, так я нашим дозволяю, да? Санкция получе…

– А‑а‑а‑а! – взвыл я, прыгая вертикально метра на полтора вверх.