Наверное, защитная реакция организма. Окостенение души. Плохо, если судить с точки зрения высокой морали. И хорошо, если придерживаться здравого смысла.
Разговора с Кириллом не получилось. Так часто бывает. Человеку становится скучно сидеть, вот он и придумывает развлечения. Пишет кляузы или прошения. Признается в чем-нибудь — им не совершённом, чтобы прокатиться на следственный эксперимент и хоть какое-то время отдохнуть от опостылевшей камеры. Требует к себе следователя или оперативника для разговора. А разговора не получается. Не о чем им говорить.
— Как у вас там дела, Андрей Витальевич?
— Как отдыхается, Кирилл?
— Я вот подумал: а чего меня арестовали? Я бы что, куда-нибудь убежал?
— В камере не обижают?
— Я письмо написал Веронике. Не передадите?
— Нет, Кирилл, не передам. Посылай официально. Или адвокату всучи. Есть адвокат-то?
— Он сказал, что за такие деньги даже задницу от стула не оторвёт. А у меня действительно больше нет.
На том и закончили. Акулов пробыл в тюрьме меньше часа. Но за это время на его пейджер поступило, с разницей в пять минут, два сообщения.
У сержанта на КПП это вызвало раздражение.
— Один и тот же тарахтит, — пожаловался он напарнику.
— Ну, — поддержал тот, — что за свинство? Вот же объявление повесили для людей: выключать перед сдачей. Он что, читать не умеет? Кто это был?
— Да опер какой-то, из Северного…
Громким резким сигналом пейджер каждые две минуты напоминал о том, что имеются непрочитанные сообщения. Очередь рассосалась, постовые сидели без дела и электронный писк их достал.
Сержант встал, открыл тяжёлый сейф. Пока наклонялся к нужной ячейке, аппарат опять подал голос.
— Не велика шишка, — пробормотал постовой, вытаскивая пейджер.
Модель была незнакома, и он не сразу сообразил, какие кнопки следует нажать. Кое-как разобрался, нажал, стал читать. В этот момент прозвучал очередной сигнал повтора. Сержант выругался и в сердцах нажал не то, что надо. Последние сообщения стёрлись. Он обескуражено посмотрел на напарника:
— Чего будем делать? Скажем ему?
— А что там было?
— Да баба евонная пишет. Скучно ей, а так все нормально.
— Ну и не хрен говорить, перетопчется. А то мы скажем, а он развоняется, что не туда руки суём. Ложи обратно и успокойся. Ничего мы не трогали и не стирали. Может, сейф все экранирует. Или самолёт военный пролетал, вот сообщения и не поступили…
Перекусив, Андрей поехал в РУВД. Он был уверен, что остаток дня пройдёт вяло, и ошибся на все сто процентов. Его хвалёная интуиция в этот раз подвела. События понеслись с захватывающими дух напряжением и быстротой.
Позвонил Карпенко из Казахстана:
— Андрей? С тебя бутылка!
— Договорились.
— Нашёл я твоего Ярослава.
Акулов не рассчитывал услышать сенсацию. Освободился, уехал, где сейчас — никому не известно. Услышал:
— Откинулся он четырнадцатого сентября. Никуда не поехал, остался здесь. Через неделю его нашли на улице мёртвым.
Акулов сжал трубку:
— Это точно?
— Точнее некуда. У него в кармане справка об освобождении была. И люди опознали, так что можешь не сомневаться.
Громов об этом не знал? Или не успел рассказать? Всему своё время…
— Криминал?
— Какое там! От болезней загнулся. У нас ведь тюрьмы похуже ваших, переполненность жуткая. И туберкулёз, и весь остальной букет. Представляешь, чего он мог нахвататься за столько лет? Удивительно, как он протянул столько времени. |