—Летом Старую Бухару запирали в девятнадцать ноль-ноль… — Валижон поглядывал по сторонам.

Информатор не появлялся.

— А зимой? — Рэмбо заинтересовался.

— Зимой на час раньше.

Они еще постояли, глядя на полуразрушенный, заросший высохшими колючками вал. Развалины крепостного вала тянулись далеко, куда хватало глаз. Сохранившиеся куски стены казались обломками огромных зубов, торчащими из глиняной весны.

Валижон взглянул на часы:

—Его не будет. До этого он ни разу не опоздал… Ему помешали! О нашем приезде известно!

Они прошли мимо рынка. Было снова изобилие овощей, фруктов. Розовые «юсуповекие» помидоры; фиолетовая с розоватым душистая трава «райхом», от которой зимой, когда ее кладут, чувствуется аромат лета. Особенно много было дынь. «Бухарская» — желтая; «баствалды» — лимонного цвета, с меридианами-полосами; «амери» — «эмири» — в честь Тимура. Эмир, по преданию, снес минарет где-то и засадил поле дынями — невидными, зеленоватыми, удивительными на вкус… Еще «бури кала» — голова волка. «Мирзачульская» — самая распространенная, гиперболообразная степная, зимняя — зеленая, с белой паутинкой; «кампыр-кавун» — круглая, морщинистая, сладкая, из Джизака, песочного цвета, огромная…

Меньше всего хотелось думать о предстоящей разборке, лавировании между группировками…

На развале торговали квасцами, деревянными гребнями, фотографиями мусульманских красавиц. Спроса на них не было. Слепой в грязном халате что-то быстро невнятно бормотал вслед проходящим.

—О чем он? — Рэмбо остановился.

Валижон пожал плечами:

— Что-то вроде «Благожелательность Бога в благословении родителей, а гнев в негодовании их…»

— Коран?

— Может, шариат.

— А разница?

— Это как Уголовный кодекс и Комментарии…

На высоких каблуках Валижон был Рэмбо по плечо, он походил на постаревшего Маленького Мука из сказки.

— Сделаем так. — Валижон поднял голову. — Я подвезу вас к одной чайхане, там бывают новые узбеки и русские, друзья Мумина. Мне там появляться не с руки. А вы покрутитесь…

— Ты его знаешь?

— Я его сажал за разбой. — Валижон помолчал. — Теперь он депутат. У вас наверху тоже есть такой…

— И не один…

В глубине небольшого сквера виднелся ряд низких столиков, сбоку мелькнула белая куртка шашлычника. Чайхана была полна солидных, хорошо, по-европейски одетых мужчин. В помещении чайханы строгий мальчик, неулыбчивый, с тусклым лицом и отвисшими щеками, ловко наполнял чайники. У входа сидели трое молодых узбекских милиционеров, пили чай, разговаривали.

Рэмбо и секьюрити сели за ближайший столик. Молодой, в национальном халате официант подал меню. Рэмбо взглянул. Ни одно из блюд он не знал. Официант повертел карандашом и блокнотиком.

—Откуда? — Русский словарный запас таял у граждан новой республики, что называется, на глазах.

—Москва. — Укороченная интонационная речь предоставляла новые возможности обеим сторонам общения.

Официант оказался смышленым. Улыбнулся, спрятал блокнотик.

Ели шурпу. Поджаренную баранину, сильно наперченную, залитую бульоном и заправленную кислым молоком. С лепешками, которые тут же испекли. Подали еще зеленый чай, предварительно и после заварки, на этот раз вместе с крышкой, обдав чайник крутым кипятком.

Рядом порхали некрупные — поменьше голубей — коричневые тихие горлинки.

Время от времени то один, то другой из ментов поглядывал в переулок: кого-то ждали.