Классический пример… Он знал о приговоре, поэтому никуда не выезжал без шести своих личных охранников. Четверых в машине сопровождения и еще двух с ним самим…
— Да, да…
— В таком окружении ему вроде ничего не грозило. Тем не менее через три месяца Ганса Шлейера убили. На перекрестке, у дома, подставили переодетого женщиной террориста с детской коляской…
Бутурлин знал эту историю.
В нескольких метрах перед машиной Шлейера «мамаша» толкнула коляску на проезжую часть. Водитель затормозил. Машина с секьюрити ударила в багажник идущей впереди. Из автобуса на обочине выскочило четверо…
—Шестьсот пуль в течение двух минут… Никто из охраны даже не вынул оружия, оно оказалось в чехлах у всех, кроме водителя— секьюрити…
«Кличку он получил за историю с Гансом Шлейром».
Паспорт выдан в Наманганской области.
Бутурлин больше не сомневался.
«Гнеушев. Засланный к Рэмбо казачок!»
У себя в РУОПе он первым делом с ходу прошел в бар.
—Чашку кофе.
Молоденькая овца из секретариата, приехавшая ни свет ни заря, тусовалась в коридоре. Снова одарила близостью крепких загорелых ляжек, высоких сильных голеней.
«Рано или поздно это должно состояться…»
Овца что-то почувствовала, оглянулась растерянно. Период неопределенности отношений закончился. Обоих уже тащило друг к другу. Она могла пойти за ним в кабинет. Лечь грудью на стол… Желание овцы стало внезапно ощутимым. Это была сладкая мука. И совсем не ко времени…
Штурм Фонда психологической помощи Галдера начался не на рассвете — в любимый час ментов, — а перед началом рабочего дня. Точнее, за несколько минут. Момент этот считался наименее подходящим. Руоповцы подъехали к зданию с тыльной стороны. Сгруппировались у соседнего подъезда. Подойти ближе мешал телеглаз.
Команда прибыла небольшая. Во главе с Бутурлиным и Савельевым. С зачуханной собачонкой. Пинчер был величиной с кошку.
Один из оперов, легкий, в курточке, в кроссовках, с помятым лицом — результатом бурно проведенной ночи, стоял у соседнего дома. По сигналу Бутурлина он двинулся мимо Фонда. После его прохода от машин, стоявших на стоянке, у входа, повалил дым. Раздался грохот взорванных петард. Опера уже не было. Телефоны Фонда были заранее блокированы. Вызванные жильцами, появились пожарные. Мгновенно навели порядок. Старший лейтенант — пожарный позвонил в офис. Он составлял акт о гашении или возгорании. Пожарная машина, маневрируя в узком дворе, сдала назад, перекрыв возможности телеглаза. Закрытая ею группа РУОПа переместилась в узкий проход к двери Фонда с тыла. Он заканчивался дверью, которая выглядела как забитая, — крест-накрест сверху наложены были металлические плашки. На двери не было ни «глазка», ни звонка, чтобы не дешифровать. Наблюдение за этой дверью вели с помощью телеглаза.
—С Богом! — Бутурлин перекрестил верхний левый карман.
Постучал. На всякий случай у него было удостоверение Фонда, отобранное наружкой «Лайнса» в подъезде на Вахтангова. Дежурный препирался с пожарным: не соглашался подписать акт. К двери подошел молодой секьюрити. Их на первое время ставили в офисе, чтобы присмотреться.
— Кто?
— Забирай. Два пакета. Кудим передал с Кипра…
— Там пожар, что ли?
— Да нет…
Послышался стук отодвигаемых запоров.
В ту же секунду, сбитый с ног, он уже лежал на полу. Группа захвата устремилась к парадной двери. Падали кресла, горшки с цветами… Дежурного вырубили прямо в дверях.
«И это — жизнь, а бо-о-льше — ничего-о!» — орало в нападавших. Аффект боя…
Работал экран, показывавший парадную дверь. |