Тимуру вдруг стало смешно, и он весело сказал:

– Ты меня что – напугать хочешь? Так скажи прямо – пугаю! Но только ничего из этого не получится, потому что относишься ты к обязанностям своим слишком эмоционально. Слишком уж меня ненавидишь. Я вообще-то тебя тоже ненавижу, только дольше. Ты еще пешком под стол ходил и кошек мучил, когда я такую мразь ненавидел… А пугать надо холодно и бесстрастно. Вот это – страшно!…

Тимур умолк и положил ногу на ногу.

– Ну что же, – после долгой паузы снова подал голос Кислый, – как скажешь. Мы можем тебе устроить все, что пожелаешь. А пока – по сути давай. Сейчас ты нам расскажешь все про американца твоего. Откуда он взялся, кто за ним стоит. Привычки, слабости, на чем его зацепить можно. Вплоть до распорядка дня…

– Может, мне еще чистосердечное признание вам оформить? – весьма невежливо перебил его Тимур.

– Оформи, мил человек, не стесняйся. Все оформишь, что мы попросим. А потом будешь еженедельно сведения о планах хозяина своего мне докладывать. Ну, не мне, а человечку моему, – Кислый кивнул на Лехана.

– И ключ от квартиры, где деньги… – решил сострить пленник. Шутка вышла неудачной.

– Ага. И ключ. Это мысль! – усмехнулся Кислый. – Настанет время – и ключ. Или сам нам ворота откроешь, когда нужно будет. И откроешь, потому что если не согласишься – тебе же хуже будет. Мы тебя тогда тихо и мирно убьем. Буднично, как ты сам просишь. А империалиста твоего все равно достанем. Уж очень он тут у многих бельмом на глазу.

– Так, – сказал Тимур абсолютно спокойным голосом. – Убьете, значит? Тут я, пожалуй, вам поверю. Вы же убийцы. Да только все равно не получится. Наследственность у меня дурная – не было у меня в роду предателей и не будет. Видно, так и умру. Но и вы все умрете. Не сегодня, так завтра. С тобой, бригадир, мы впервые беседуем, но в последний раз, надеюсь. Ты-то как раз очень скверной смертью умрешь. А уж твои прихвостни – и подавно. А ты, мышь серая – ты же пушечное мясо. Поперед пахана своего даже сдохнешь…

Бандюки слушали этот обличительный монолог с явным интересом и удовольствием. Потом Кислый мигнул Лехану, и тот удалился.

– Ну, что же. Гляжу я, смелый ты чувак. Не пугаешься ничего. Грозишься… Пеняй на себя, дружок, и только не говори потом, что я тебя не предупреждал…

Дверь в кабинет открылась, и на пороге возникло одноглазое чудовище, за которым громадного Лехана почти не было видно.

Голову этому циклопу при входе, пришлось нагнуть. По ширине он едва-едва протиснулся в дверь. Руки исполина, поросшие рыжей шерстью, заканчивались у коленей. На небритой его физиономии навечно застыло дебильное выражение, и ее украшала идущая наискось черная повязка, сразу напомнившая Тимуру Знахаря, а в единственном тусклом глазу не обнаруживалось ни единого проблеска мысли…

«Боже, – подумал Тимур, – где же они прятали этого урода? В подвале, что ли? Ведь не заметить такого в Томске невозможно».

И все же Тимур не встречал его никогда.

И даже не слышал о таком…

– Здравствуй, Клещ – широко улыбнулся Кислый, – здравствуй, сынок! У нас для тебя тут клиент созрел…

Жизнь абсолютно непредсказуема. Зачастую начинаешь дело, сулящее выгоду, и все идет хорошо, по плану, а потом, откуда ни возьмись, всплывает такой геморрой, что – мама не горюй. Но порой – к сожалению, значительно реже – судьба показывает не только свою уже надоевшую задницу, а веселое улыбающееся лицо. Правда, обычно это лицо улыбается несколько хитровато, но… Безнадежное, казалось бы, начинание вдруг оборачивается тарелочкой с голубой каемочкой…

И никогда ведь не догадаешься загодя.