Трофейным стволом оказалась «Гадюка», очередью из нее я заставил противников пригнуться, патронов могло хватить на короткий бой, но
собирать их на земле уже не оставалось времени, так как при первой же заминке оставшиеся на ногах братки все разом бросились на меня. В их действиях
присутствовало нечто отчаянно самоотверженное и нетипичное для бандитов. Но это я понял потом, а под пулями ни о чем таком не думал и до того, как
кончились патроны в магазине «Гадюки», успел еще кого-то подстрелить.
После этого мне задело руку повыше локтя. Кость уцелела, поэтому получилось
поднять дробовик, потратить остаток патронов и уложить самого проворного из бандитов, но на этом удача совсем уже закончилась, потому что они
подобрались вплотную, и началась рукопашная драка, которую даже боем не назовешь.
Убивать до смерти им запретили, причем сделал это кто-то, кого
эти ребята боялись крепко. Мне же валить их не запрещал никто, а за жизнь я в эти минуты уже не цеплялся, поэтому разборка получилась упорной и
жесткой, хотя и короткой.
Отчасти они мешали друг другу, но потом сбили меня с ног и принялись пинать в свое удовольствие. Я крутился, стараясь
уклониться, а потом понял, что не чувствую больше ничего.
Удары, которые по мне попадали, я воспринимал как нечто отстраненное. Зато лицом при
этом лежал на земле и вот ее видел очень ясно — почти мертвую, убитую радиацией и аномалиями землю Зоны, политую кровью бесчисленных перестрелок,
редкую жесткую траву, всю в пыли, крошево бетона и снова свежие гильзы на ней.
А потом меня ударили по голове, и больше не было ничего.
Когда я
очнулся, то лежал на той же самой траве, а надо мной сидел Лунатик. Он выглядел уже значительно лучше и вовсе не собирался умирать, напротив, трогал
меня и тряс, и эти его попытки моего оживления болью отдавались в ушибленной голове.
— Моро! Моро!
То, что он говорил, доносилось словно из-за
толстого слоя сгустившегося воздуха, а возле самых моих глаз опять была земля Зоны — бурая, мертвая, с крошками бетона, вдавленными в нее чужим
сапогом.
— Вы… а… у…
В голове звенело, я не понимал, что он пытается сказать, и, к своему удивлению, заметил, что по серому от грязи и потери
крови лицу Лунатика текут настоящие слезы. Я такого не видел уже несколько лет. Он показывал мне зачем-то рацию, тянул за рукав и пытался заставить
подняться, я поднялся в конце концов, с трудом удержался на ногах, но то, что застилало слух, словно бы отвалилось, мне стало понятно, что он
пытается сказать.
«Выброс. Через две минуты».
На размышления не оставалось времени, мы бросились туда, куда еще можно было успеть, — к штабелю
секций бетонного коллектора, и забились как можно глубже, в этот самый момент и тряхнуло.
Я лежал ближе к отверстию и устало смотрел на розовый
вихрь, крутившийся снаружи. Точнее, это я видел вихрь, что это на самом деле, толком не знает никто.
В голове и на душе было пусто. Впрочем, я по
крайней мере осознал причины своего чересчур удачного выживания.
— Да, они решили, что ты умер, — как будто угадав мои мысли, прошептал Лунатик. —
Я из кустов все видел.
— И ушли?
— Труп с собой не потащили. И своих тоже на месте бросили. Выброса испугались.
— Тебя не тронули?
— Не
успели поймать, я же с прежнего места отполз. |