Казалось бы, не так уж трудно разорвать этот круг, разве не полу­чим мы означаемое слова "собака", указав пальцем на какую-либо собаку? Но даже если не принимать во внимание того, что значение слова "собака" может обогащаться и модифицироваться от культуры к культуре (для того, чтобы определить значение слова "корова", житель Индии, как и мы, укажет на корову, но для него значение этого слова неизмеримо богаче, чем для нас), то в случае таких слов, как "красота", "единорог", "однако", "Бог", не знаешь, на что и указы­вать. Единственный способ объяснить значение этих слов (описать означаемое соответствующих означающих), не прибегая к платонов­ским идеям, мысленным образам и навыкам словоупотребления, это

25 Это объясняет, в каком смысле (см. по этому поводу Барт, cit.) не лингвистику следует считать ответвлением семиологии, но семиологию — отраслью лингвистики, ибо невербальные знаки получают значения только благодаря словесному языку. Вполне возможно, что в перекличке различных интерпретант какого-либо знака, словесное определение получает наибольший вес. Однако, интерпретантой словесного означающего вполне может служить фигуративный знак

53

перевести эти лингвистические знаки в другие, описать условия их использования, в итоге, включить в систему языка в качестве ее эле­ментов, объяснив код при помощи кода. И коль скоро язык, описы­вающий другой язык, это метаязык, то семиология оказывается не чем иным, как иерархией метаязыков. Как мы увидим ниже, ряд достаточ­но строгих структуралистских концепций ограничивается тем, что определяют означаемое в терминах его сходства/различия с ближай­шими означаемыми в пределах того же самого языка или в сравнении с означаемыми других языков 26. Как бы то ни было, должно быть ясно, что семиология изучает не мыслительные операции означива­ния, но только коммуникативные конвенции как феномен культуры (в антропологическом смысле слова). Таким образом, нимало не пре­тендуя на исчерпывающее объяснение проблем коммуникации, семи­ология ограничивается тем, что ставит их так, чтобы они были узна­ваемы и описуемы.

1.8.

Итак, благодаря коду определенное означающее связывается с определенным означаемым. Связь означающего с означаемым прямая и однозначная, она строго фиксирована кодом в том же смысле, что и в примере с водохранилищем, когда ABC означало нулевую отметку. Но мы уже знаем, что предполагаемый адресат сообщения, в разбира­емом случае человек, получив сообщение ABC, отдает себе отчет в том, что это не просто нулевая отметка, но еще и сигнал опасности. Денотация "нулевая отметка" сопровождается коннотацией "опас­ность".

Это коннотативное значение рождается именно тогда, когда озна­чающее и означаемое формируют пару, которая становится означаю­щим нового означаемого 27.

К примеру, словом "петух" называют всем известную домашнюю птицу (в этом случае интерпретантой могло бы быть изображение петуха или, скажем, такое определение: "оперенное двуногое, кукарекующее на рассвете", и т. п.), но в определенном контексте это слово

26 См А 2 III 2

27 См , в частности Barther, Elementi, cit, гл IV Барт вернулся к этому вопросу в R Barthes, Système de la Mode, Paris, 1967 Иное понимание коннотации (чаще всего как эмоциональной ауры, окружающей понятие в связи с какими-то сугубо личными ассоциациями) см у Шарля Балли — Ch Bally, Linguistica generale, Milano, 1963, особенно второй раздел Однако, как верно подчеркивает Чезаре Сегре во Вводной статье, лингвистика Балли это лингвистика "речи" (parole), a не "языка" (langue), акцентирующая индивидуальные особенности говорения и, стало быть, призванная уловить рождающийся смысл там, где код еще не установил точных соответствий и мы имеем дело с "мыслью, которая еще не стала сообщением" (с 171)

54

приобретает созначение (коннотацию) "дать петуха", т.