– Ах, Питер! Я так благодарна вам за этот день!

И она исчезает за массивной дверью, которая в насмешку над ним бесшумно возвращается на прежнее место. А он остается стоять на ступеньках с видом человека, только что понесшего невосполнимую потерю.

Ему хочется закричать, что есть сил: «Мона! Вернись! Не уходи!» Но разве так следует вести себя английскому джентльмену? «Стыдись, – тотчас же укоряет он себя. – Умей справляться с порывами своей души».

Их пикники не имели ничего общего с тем, что называется любовными свиданиями. Они, словно дети, вырвавшиеся на волю, были просто счастливы, что, наконец, предоставлены сами себе и могут играть в любые игры, которые им нравятся. Питер, и без того сдержанный в выражении чувств, и вообразить не мог, как это он заведет речь с Моной о своих чувствах к ней. Да, его любовь к ней была столь велика, что ради этой девушки он готов был достать с неба все звезды и сложить их к ее ногам. А на деле даже стеснялся сказать ей, как он восхищается ее красотой. Он не без иронии наблюдал за собой со стороны и горько усмехался в глубине души, когда вел с Моной умные разговоры о всяких малопонятных вещах, еще вчера представлявшихся ему сплошной заумью. Но ни слова о любви! Более того, стоило им вскользь затронуть тему человеческих чувств, как он немедленно делался косноязычным, начинал заикаться и спотыкаться на каждом слове, тщательно контролируя интонации и выражение лица. Словом, очередной удобный момент для признания в любви безвозвратно ускользал прочь.

Вполне возможно, Мона догадывалась о бурях, которые бушевали в душе молодого человека. Особенно после того, как он слегка приоткрыл завесу над собственным прошлым, поведав ей о своем детстве. Мона нашла историю его жизни печальной и очень трогательной и преисполнилась величайшим сочувствием к маркизу. Невероятно, что этот обаятельный и добрый человек, блестящий светский кавалер, без пяти минут герцог и все такое, общества которого так старательно добиваются все без исключения в высшем свете Лондона, был глубоко несчастен в детстве и начисто обделен любовью близких.

Его отец, герцог Гленак, женился в свое время на красивой, но очень болезненной девушке, единственной дочери шотландского пэра. Молодая женщина умерла от пневмонии, когда Питеру исполнился всего лишь год. Герцог был безутешен в своем горе, но одиночество угнетало его еще более. Вскоре он снова женился, на сей раз его избранницей стала француженка, яркая, раскованная светская женщина. Она родила герцогу еще одного сына, а потом пустилась во все тяжкие, потрясая высший свет бесконечными любовными похождениями и сопутствующими им скандалами. Герцог был намного старше жены и не отличался крепким здоровьем. Он уединился в своем родовом поместье в Шотландии, предоставив жене всецело распоряжаться его состоянием и вести в Лондоне ту жизнь, которая ей по сердцу. Сыновья его мало интересовали, и он почти не обращал на детей внимания. Питер с горечью рассказывал Моне о тех бесчисленных обидах, которые запали ему в душу, когда он был еще ребенком.

Алек, его сводный брат, и характером, и манерами пошел в мать. По мнению герцога, в мальчике вообще не было ничего английского. Разумеется, в положенный срок Питера отправили в частную школу, потом он поступил в Итон. Мачеха постаралась сделать все возможное, чтобы отравить ребенку его пребывание в родительском доме. Она так и не простила пасынку, что именно он, а не ее сын, унаследует титул герцога и все состояние. Каникулы превращались для Питера в одно сплошное наказание. Ему непозволительно было иметь свои игрушки, все лучшее немедленно отдавалось младшему брату, его наказывали за малейший проступок и за все шалости Алека тоже. Того баловали и холили с колыбели, а Питер даже не знал, что такое материнский поцелуй на ночь. Его никто и ни разу не похвалил, не приласкал, не сказал ободряющего слова. Он сам строил себе в воображении волшебные замки, а потом рисовал их в своих альбомах.