Мир превратился в мед, густой и сладкий. Она забыла, что собиралась сказать, и на секунду вообразила, что навсегда лишилась дара речи. А что, если она больше никогда не вспомнит, что хочет сказать?

– Твои вены пьют волшебство, – донесся откуда‑то издалека голос Лолли. – Теперь ты сможешь сделать так, чтобы происходило все, чего захочешь.

Огонь охватил Вэл, смывая холод и унося страдания. Она не ощущала больше стертого пальца на ноге, боли в животе, туго напряженных мышц на плечах. Ее страх растаял, уступив место силе. Тайные обиды, гнев и смятение Вэл исчезали под действием радостной и стремительной силы, пульсирующей внутри ее.

– Видишь? Больше не больно, – сказала Лолли.

Она взялась за вывихнутый палец и повернула. Он щелкнул и встал на место.

Все окружающее казалось слишком четким и ярким. Вэл внезапно ощутила, что растворяется в узорах грязи на тротуаре, леденцово‑цветастых неоновых вывесках, в запахах далекого печного дыма, выхлопных газов и кипящего кулинарного жира. Огонь жег изнутри ее руки, но ласково, словно заливал светом. Она чувствовала себя бесконечно легкой и неудержимой. Все было странным, прекрасным и переполненным возможностями. Лолли по‑шакальи ухмылялась.

– Я хочу кое‑что тебе показать.

– Так всегда бывает? – спросила Вэл, хотя разум подсказывал ей, что Лолли не в состоянии понять ощущения Вэл.

– Да, – ответила Лолли. – О да!

Лолли повела Вэл по улице, к шедшему им навстречу азиату с коротко подстриженными седеющими волосами. Сначала при их приближении он попятился, но потом что‑то заставило его успокоиться.

– Мне нужны деньги, – сказала Лолли. Он улыбнулся, засунул руку в карман штормовки и вытащил бумажник. Оттуда он достал несколько двадцаток.

– Этого хватит? – спросил он.

Его голос звучал странно: мягко и изумленно.

Лолли подалась к нему и поцеловала в щеку:

– Спасибо.

Вэл почувствовала, как ветер рвется с Гудзона, но обжигающий холод уже не прикасался к ней. Самый яростный порыв казался похожим на ласку.

– Как тебе это удалось? – спросила она, испытывая только удивление, а не тревогу.

– Ему захотелось, – ответила Лолли. – Им всем хочется, чтобы у нас было все, чего мы пожелаем.

Девушки шли по улице, обращаясь к прохожим с просьбами, и получали все, что хотели. Женщина в юбке с блестками отдала им последнюю сигарету, парень в бейсболке без единого слова снял свою куртку, женщина в плаще бронзового цвета вынула из ушей блестящие золотые серьги.

Лолли запустила руку в урну и вытащила оттуда банановую кожуру, мокрую бумагу, осклизлый хлеб и стаканчики с собравшейся туда водой.

– Смотри, что будет, – сказала она.

В ее руках отбросы превратились в кексы, такие белые и славные, что Вэл потянулась за одним из них.

– Нет, – остановила ее Лолли. – Это для них.

На ходу она вручила кекс старику, и тот сожрал его, словно животное, и протянул руку за следующим, и еще за одним, словно это была самая вкусная еда на свете. Вэл засмеялась – от удовольствия и ощущения власти над ним. Она подняла камень и превратила его в печенье. Старик съел и его, облизав Вэл руку, чтобы подобрать крошки. Его язык щекотал ей ладонь, и она рассмеялась еще сильнее.

Они прошли еще несколько кварталов. Вэл все время замечала поразительные вещи, которых не видела раньше: глянец на крылышках таракана, бегущего по решетке, ухмылку на каменном лице барельефа над подъездом, сломанные стебли цветов у винного магазинчика.

– Мы пришли, – объявила Лолли, указывая на закрытый магазин.

В окне манекены позировали в узких юбках с рисунками из комиксов или лежали на стильных красных диванчиках, держа в руке бокалы с узором в горошек.