Вэл подошла к витрине и ударила по стеклу ногой. Оно пошло паутиной трещин, но не проломилось. Сигнал тревоги пару раз прокудахтал и замолчал.

– Попробуй вот этим, – посоветовала Лолли, поднимая пластмассовую соломинку.

У нее в руке соломинка превратилась в тяжелый холодный ломик.

Вэл восторженно улыбнулась и ударила по стеклу с агрессивностью, вызванной ненавистью к Тому, матери и к себе самой, гневом на тролля в башне и яростной злобой на весь мир, который ни разу не дал ей поблажки. Она колотила по стеклу, пока оно не свернулось, словно искореженный металл.

– Мило.

Лолли ухмыльнулась и пролезла через витрину. Как только Вэл тоже оказалась внутри, стекло встало на место без трещин, как новенькое.

В магазине зажегся свет и заиграла музыка.

Каждое новое волшебство, казалось, только подпитывало силу Вэл, а не истощало ее.

Под действием чар она чувствовала себя все более веселой и отчаянной. Вэл уже даже не могла определить, кто из них что именно творил.

Лолли сбросила ботинки прямо посредине магазина и примерила платье из зеленого атласа. Вэл заметила, что босые ноги подруги покрыты свежими мозолями.

– Ну как, славно?

– Еще как. – Вэл взяла себе чистое нижнее белье и джинсы, бросив свою старую одежду на вытянутую руку манекена. – Посмотри на это дерьмо, Лолли. Эти джинсы стоят сто восемьдесят долларов, а вид у них совершенно никакой. Это просто джинсы.

– Они зато бесплатные, – заявила Лолли. Вэл подобрала себе одежду, а потом села в забавное кресло и стала наблюдать, как Лолли примеряет наряды. Когда она кружилась по залу, набросив на голову расшитую бисером шаль, Вэл обратила внимание на полку рядом с креслом.

– Ты видишь вот это? – спросила Вэл, взяв в руку пронзительно‑зеленую винную рюмку. – Ну не уродство ли? Кто же станет платить деньги за такую гадость?

Лолли улыбнулась, протягивая руки за шляпой с бахромой из розовых перьев.

– Люди покупают то, что им велят покупать. Они не видят, что это уродство. Или, может, видят, но думают, что с ними что‑то не так, раз они так думают.

– Тогда их нужно защитить от них самих, – заявила Вал и швырнула рюмку на пол.

Она разбилась, и стеклянные осколки брызнули во все стороны.

– Любой скажет, что эти штуки гадкие. Гадость, гадость, гадость!

Лолли засмеялась и хохотала все время, пока Вэл разбивала все рюмки до последней.

Возвращаясь с Лолли к станции «Уорт‑стрит», Вэл чувствовала растерянность и не понимала, что произошло. По мере того как зелье выходило из нее, она ощущала себя все более вялой и безразличной, словно волшебный огонь выжег в ней что‑то очень важное.

Вэл припоминала и магазин, и людей, которые ели пищу из ее рук, и как они с Лолли шли по улицам, но не могла сообразить, где взяла одежду. Она смутно помнила вихрь лиц, подарков и улыбок, но он был таким же нереальным, как и чудовище, которое они встретили до этого.

Когда Вэл осмотрела себя, то увидела новые высокие черные сапоги, более теплые, чем ее кроссовки, футболку с изображением геральдического льва, черные брюки с массой карманов на молниях и черную куртку, которая была велика ей. Она с тревогой думала о том, что ее старая одежда, брошенная где‑то, исчезла. Сапоги при ходьбе натирали Вэл ноги, но куртке она была рада. Казалось, девушки забрели далеко в Сохо, и теперь, когда в теле Вэл не осталось волшебного зелья, она мерзла гораздо сильнее, чем раньше.

Когда они протиснулись в служебный вход и спустились по лестнице, Вэл разглядела в полумраке нескольких человек. Неверное мерцание свечей выхватывало скулу, очертание подбородка, завернутую в пакет бутылку, которую один из них подносил ко рту. Здесь оказалась девица с раздувшимся животом, завернувшаяся в одеяло вместе с кем‑то еще.