Автор исторических романов всегда идет по узкой грани между реальными фактами и выдумкой. Именно факты вдохновляют нас взяться за перо, позволяя читателю с головой погрузиться в давно исчезнувший мир, но иногда эти же самые факты наносят непоправимый вред художественному произведению. Источники, в равной мере старинные и современные, могут оказаться противоречащими друг другу, оставляя многие вещи без объяснений — мы можем знать, что сделал тот или иной персонаж, не имея при этом понятия, почему он поступил именно так, а не иначе. Историк может сказать: случилось то-то и то-то, а вот факты, которые подтверждают мою точку зрения, и мы верим ему, тогда как романисту приходится самому создавать мотивацию, на которой основываются поступки главных героев, чтобы читатель поверил. Например, у нас нет конкретного объяснения, почему Роберт счел возможным бросить своего отца и короля Эдуарда в тот день под стенами замка Дугласа и присоединиться к мятежникам. Ведь он терял слишком много, а приобретал чересчур мало. Даже простейшая гипотеза — он поступил так из чувства патриотизма — не выдерживает никакой критики, если взглянуть на картину происходящего в целом. Поэтому я и решила привнести толику индивидуальности — не просто борьба за правое дело для всей нации, но и личные мотивы, вызванные разочарованием Роберта и его противостоянием с отцом. Разумеется, именно из таких вот личностных факторов и рождается большинство великих событий. Мы принимаем неоднозначные решения, мы действуем под влиянием момента, мы даже не видим всей картины, пока не оглянемся и не оценим того, что случилось, много лет или даже веков спустя. История всегда висит на острие ножа.

Первое большое допущение, которое я позволила себе в отношении истории, связано с убийством Александра III. Хроникеры того времени и нынешние историки полагают его гибель по дороге в Кингхорн делом несчастного случая, и нет никаких причин подозревать обратное. Но меня, романиста с недоверчивым складом ума, не могла не удивить быстрота, с какой Эдуард I добился от папы разрешения на брак своего несовершеннолетнего сына с Норвежской Девой, равно как и то, что Александр предвидел возможность подобного союза и даже упомянул о нем в письме к Эдуарду двумя годами ранее. К тому же, любой наследник, появившийся на свет после его женитьбы на Иоланде, разрушил бы все надежды Эдуарда на будущее для своего сына, и поэтому я ступила на путь предположений «а что, если». Аналогичным образом, нет никаких оснований подозревать, что смерть Норвежской Девы была чем-либо иным, кроме трагической случайности. Ее погубители, Комины, по прихоти художественного вымысла выставлены здесь в черном свете, потому как считается, что принцесса умерла, отведав несвежей пищи во время плавания, а не вследствие чьего-либо злого умысла, хотя Комины действительно похитили юного Александра в попытке заполучить верховную власть в королевстве.

Я существенно упростила процедуру того, что намного позже получило название «Большой прецедент». Слушания, устроенные Эдуардом I для того, чтобы выбрать нового короля Шотландии, в действительности заняли намного больше времени. С точки зрения истории это очень интересно, но решительно не подходит для романа, хотя бы потому что чисто политические интриги перемежались долгими периодами ожидания. Естественно, глава о Совете в Норхеме представляет собой квинтэссенцию многих встреч, которые происходили в течение долгого времени в разных местах.

Дед Роберта и впрямь справедливо заявлял, что Александр II назначил его предполагаемым престолонаследником, хотя я несколько преувеличила значимость этого события. Передача графства Каррик Роберту вскоре после избрания Джона Баллиола новым королем Шотландии также имела место в действительности, а вот передачу права на трон следует расценивать как художественный вымысел. В то время подобное право переходило от деда к отцу, и априори считалось, что оно распространяется на него самого и его наследников.