— Я вас предупредил! — закричал он тоном, который все же невозможно было посчитать угрожающим.

По-прежнему, без ответа. Он взял связку ключей со стола рядом с радио и приблизился к двери. Открыл ее.

— Давайте, — приказал тостер пледу электрическим сигналом, переданным через шнур питания.

— Я не могу, — отозвался плед, содрогаясь. — Я чересчур боюсь.

— Вы должны это сделать.

— Нет, это противоречит закону.

— Мы уже обсуждали вопрос, и вы дали обещание. Теперь поторопитесь… пока пират не пришел сюда!

Трепещущий плед повиновался. В нем имелась дыра, проделанная ветвью в ту ночь, когда его ветром унесло на дерево. За ней пряталась лампа, и когда пират показался из-за угла хибары, плед замахал боковыми полами.

Человек встал как вкопанный, увидев перед собой силуэт, одетый в саван.

— Уууууууууууу! — завыл пылесос в последний раз.

По этому сигналу зажглась лампа. Ее мерцание сквозь дыру в пледе осветило лицо человека.

Последний, застыв от ужаса, смотрел на призрачную тень, преграждавшую ему путь. Он увидел то же, что видели до него маргаритка и белки… Он увидел свое собственное отражение в хромированном корпусе тостера. А поскольку пират был недобрым с детства, его лицо постепенно приобрело неизгладимые отталкивающие черты, свойственные только зловредным личностям. При виде этого странного существа под капюшоном пират поневоле предположил, что перед ним самый опасный из всех призраков — тот, что в точности знает, кто мы, кому ведомы все наши дурные поступки и который явился за них наказать. Даже закоренелые пираты бегут от таких призраков со всех ног, и наш проделал то же самое.

Как только он исчез, приборы бросились внутрь хижины и освободили обрадованное радио. Затем, пока человек не вернулся, взобрались в ландо, которое старый Гувер потащил подальше оттуда так быстро, как только позволяли его маленькие колесики.

Удача была с ними, и им не пришлось тратить очень много времени на дорогу. Ньютон Авеню, на которой жил их хозяин, находилась всего в километре от городской свалки. Они добрались до жилого дома рано утром, когда еще ни один молочный фургон не появлялся на улицах.

— Видите, — радостно сказал тостер, — в конце концов, все устроилось.

Увы, слова были преждевременными. Их испытания еще не закончились, а кое-что вообще не могло никогда устроиться, как им предстояло вскоре узнать.

Гувер, способный на подобные штуки, повернул круглую ручку входной двери, которая открылась, затем вызвал лифт. Когда, в свою очередь, распахнулась дверь кабины лифта, он втащил внутрь ландо и нажал на кнопку четырнадцатого этажа.

— Тут изменилось, — обратила внимание лампа, когда Гувер вытянул ландо из кабины и свернул в коридор. — Раньше здесь были обои с зелеными завитушками и белыми пятнами, а сейчас какие-то перекрещенные линии.

— Больше всего изменились мы сами, — грустно заметил плед.

— Тише, — строгим голосом одернул их пылесос. — Вы забываете закон!

Он придавил кнопку звонка рядом с дверью квартиры хозяина.

Все приборы застыли в абсолютной неподвижности.

Дверь не открывалась.

— Вероятно, он спит, — предположило радио.

— Он может и отсутствовать, — сказал Гувер. — Надо убедиться.

Он снова позвонил, но теперь уже совсем по-другому, так что только приборы, находящиеся в квартире, могли услышать.

Мгновение спустя дверь открыла швейная машинка Зингер.

— Да? — спросила швейная машинка с любезностью и любопытством. — Чем могу служить?

— О, простите, видимо, я ошибся.