Валери Боумен. Отвергнутый дарДестини – 2
ЭДУАРД Оксфорд – Алжир – Франция. 1949-1958 – Передайте, что я буду сию минуту. – Сию минуту, миледи? – Ну, почти. Сейчас я в Лондоне. Еще точней – в ванне. Но через минуту нырну в машину и буду в Оксфорде в мгновение ока. – Да, миледи. – Надеюсь, он там? – Да, миледи. Занятия начинаются на следующей неделе. – Сказано это было многозначительным тоном, и на другом конце провода послышался вздох: – Какой ужас. В таком случае я и подавно не стану задерживаться. Трубку повесили. Мистер Буллинс вот уже сорок лет служил привратником в колледже Магдалины, а последние десять лет – старшим привратником. Сейчас он водрузил на голову котелок и с услужливо-обходительной миной, каковую неизменно принимал в подобных случаях, прошествовал к третьему подъезду Нового корпуса, который выходил окнами на Олений парк и где Э. А. Ж. де Шавиньи занимал одни из самых вожделенных в колледже апартаментов. В комнатах под ним проживал X. Д. Э. Дадли, лорд Сэйл; этажом выше – ближайший друг де Шавиньи, достопочтенный К. В. Т. Глендиннинг. В написанном от руки списке проживающих, красовавшемся перед входом в подъезд, титулы джентльменов были опущены. В некоторых колледжах Оксфорда эта традиция нарушалась, но, с гордостью подумал мистер Буллинс, не в Магдалине, этом, по его мнению, не только самом прекрасном из всех, но и единственно достойном колледже. Он, отдуваясь, поднялся на второй этаж и, поскольку наружная дверь стояла открытой, постучался во внутреннюю. Войдя, он застал Эдуарда де Шавиньи развалившимся в кресле; на юноше был фланелевый спортивный костюм, на коленях лежал раскрытый «Трактат о деньгах» Джона Мейнарда Кейнса. Но молодой человек выглядел так, словно вовсе и не читал. Мистер Буллинс одобрительно на него посмотрел. В колледже все знали, что, если ничто ему не помешает, мистер де Шавиньи будет держать выпускные экзамены на степень бакалавра искусств по ФПЭ[1]. Это было прекрасно, но еще лучше – и удивительней, ибо речь шла о французском джентльмене, – было другое: он сделает это подобающим образом, словно и не очень себя утруждая, с небрежной скромностью, как то пристало английскому джентльмену. По мнению мистера Буллинса, война имела прискорбные последствия и для Оксфорда в целом, и даже для колледжа Магдалины. Среди студентов многим было по двадцать пять – двадцать шесть лет, они прошли войну и поэтому поступили в университет с запозданием. Эти неразговорчивые, прилежные, серьезные молодые люди вели себя вразрез с тем, что мистер Буллинс считал правильным поведением. Эдуард де Шавиньи, напротив, вел себя правильно: был хорошим спортсменом, играл в составе университетской сборной по крикету и так преуспел в гребле, хотя поздно начал ею заниматься, что чуть было не попал в сборную восьмерку[2]. Он удачно выступал на заседаниях студенческого дискуссионного общества; участвовал в постановках Драматического общества Оксфордского университета; умел хорошо провести время. Он принимал у себя гостей, и шампанское лилось рекой; сам ходил в гости; устраивал в своих апартаментах завтраки для молодых женщин – женщин, чьи лица были знакомы мистеру Буллинсу по фотографиям в светских журналах вроде «Тэтлера», каковые составляли его любимое чтение на сон грядущий. Молодой человек одевался с отменным вкусом, но выглядел так, будто ему все равно, что на нем. Он был чрезвычайно красив, чрезвычайно мил и любезен – и щедр по отношению к своему слуге и, неоднократно, к мистеру Буллинсу. Короче, мистер Буллинс им восхищался и, что бывало куда реже, любил его. Этот юноша далеко пойдет, полагал мистер Буллинс, предвкушая, как будет читать о его успехах, когда тот окончит Оксфорд. Молодой человек поднял взгляд, мистер Буллинс кашлянул и сообщил: – Леди Изобел Герберт, мистер де Шавиньи. |
