– Он отсоветовал?

– Дорогой, там, как выяснилось, залегают нефтяные пласты, и какие! Только бури и качай. Разумеется, земля стоила много дороже, чем мне за нее предлагали; пошли крайне неприятные слухи. Поговаривали, что моих советников подкупили… Я, понятно, нашла себе других, как только Эдуард объяснил, что к чему. Да фирма и так закрылась. Был жуткий скандал. «Нью-Йорк таймс» расписала его на всю первую полосу – неужели не помнишь, Жан-Поль?

– В Алжире я не читаю «Нью-Йорк таймс».

– И напрасно, голубчик. – Черные глаза Луизы потеплели. – Я тоже не читала, по крайней мере финансовый раздел, а теперь читаю. И «Уолл-стрит джорнел», и «Файнэншл таймс», и…

– А что случилось с землей? – поспешно прервал Жан-Поль.

– Я продала ее, а как же иначе? Нефтяному консорциуму. – Луиза усмехнулась. – За очень приличную сумму и солидный пакет акций самого консорциума. Если не ошибаюсь, Эдуард держит пятнадцать процентов, и у меня столько же. Конечно, не контрольный пакет, но влиятельный. Теперь понимаешь?

Жан-Поль понял – и в утешение взял еще одно пирожное.

– Стало быть, у Эдуарда теперь имеется капитал для расширения дела?

Он чувствовал, что можно было бы и не спрашивать.

Луиза весело рассмеялась.

– Право же, дорогой, тебе нужно стараться следить за положением дел. Капитал у него вот уже полгода, никак не меньше.

– Так вы продали другие акции?

– Видишь ли, дорогой, это Эдуард посоветовал. Я собиралась проконсультироваться с тобой, но Алжир так далеко, а ты бываешь в Париже так редко… поэтому… да, я продала кое-что из довольно скучных акций, надежных, как Форт Нокс[16] и почти столь же окаменелых, и вложила деньги в де Шавиньи. Мудрое решение, Жан-Поль, очень мудрое. Компания вкладывается в различные предприятия, расширяется с невероятной быстротой. Сейчас, кажется, Эдуард в деньгах не нуждается, но если я ошибаюсь, а у тебя, дорогой, есть кое-что в кубышке, то уж лучшего их помещения, чем…

– Это моя компания. – Жан-Поль встал, покраснев от гнева. – Моя. Эдуард работает на меня. Ну почему никто никогда нигде об этом не вспоминает?

Он посмотрел на мать с высоты своего роста. Его вспышка, казалось, совсем ее не тронула. Уж она-то всегда держит нос по ветру, подумал он с яростью. Всегда? Мать неизменно предпочитала его брату, была ему предана, он воспринимал это как само собой разумеющееся. Что ж, он перестал быть у мамы любимчиком, тут все ясно. Эдуард втерся в доверие у него за спиной. Он помолчал. Его гнев, как всегда, быстро сошел на нет, оставив после себя чувство усталости. Он понимал, что ему не одолеть Эдуарда. Нет у него для этого ни сил, ни умения. Так что лучше ему, дураку, послушаться Эдуарда и, поджав хвост, убраться в Алжир. Хорош братик.

– Скажите, мама, – вдруг задал он вопрос, возникший из самых глубин его замешательства и негодования, – скажите, Эдуард временами вас не пугает?

– Пугает? Меня? – Луиза удивленно воздела брови.

– Он ведь так сильно переменился. Мне кажется. Стал холодным, неулыбчивым. Я перестал чувствовать в нем брата. Я будто обращался к бездушной машине.

– Полезной машине. Весьма эффективной машине.

– Согласен, но ведь он, черт побери, мой брат. Мы всегда были с ним близки.

– Теперь у Эдуарда нет близких.