– Полтора года назад, – он опять повернулся к ней, – в 1956 году, когда стало ясно, что произойдет, Жан-Поль явился ко мне с предложением, чтобы компания вложила деньги в приобретение там новых поместий. Виноградников, оливковых плантаций. Купила земли у его приятеля, который решил поскорее удрать с тонущего корабля. Я тогда отказал Жан-Полю, и, представь, он и по сей день не может понять почему. – Эдуард сделал паузу и заговорил уже спокойнее: – Я сослался на финансовые причины. На деловые соображения. Их вполне хватало, и в конце концов он со мной согласился. Мы говорили о прибылях и убытках. Но отказал я ему совсем не поэтому. Истинная причина заключалась в том, что я не хотел иметь никаких связей с этой страной, пока она пребывает в нынешнем своем состоянии, и, когда б не Жан-Поль, я бы уже несколько лет как свернул там все наши дела. Изобел улыбнулась.

– А Жан-Поль бывает упрямым как мул; ты и сам прекрасно знаешь – выложи ты все, что думал, он бы заартачился и уперся на своем. – Она вздохнула. – Ты, Эдуард, умеешь быть жутко хитрым.

– Возможно. – Эдуард подумал и посмотрел на нее: – Ты считаешь, я поступил неправильно?

– Не знаю, – тихо ответила Изобел и отвела взгляд. Наступило напряженное молчание. Эдуард подумал о семействе Изобел, ее дедах, дядюшках, двоюродных братьях, которые поддерживали империю и правили ею, сражались и властвовали в Индии и Африке. Ему представлялось маловероятным, чтобы она поняла его доводы. На какой-то миг он почувствовал отчужденность и сожаление, которое тут же прошло. Изобел же, опустив голову, подумала: «Не могу рассказать ему про ребенка; сейчас не могу». Она ощутила, как он отдалился, и медленно подняла глаза.

– Эдуард, ты намерен туда отправиться?

Его тронули ее сообразительность и самоотверженность. Забыв о сожалениях, он присел перед ней на корточки и ласково взял ее руки в свои.

– Придется, милая. Я пытался дозвониться до Жан-Поля – безрезультатно. Придется отправиться самому. Нужно уговорить его возвратиться во Францию.

– И удрать из Алжира? – Изобел от удивления широко раскрыла глаза. На какой-то миг ей даже стало противно. В ее семье мужчины никогда не увиливали от своих обязательств в колониях. Ей на память пришли многочисленные замечания отца по этому поводу, его возмущение, когда Индии была наконец дана независимость. Но она решительно выбросила политику из головы – в этом ей не хотелось перечить Эдуарду. Она вздохнула и сказала, тщательно выбирая слова:

– Но он ведь ни за что не согласится, Эдуард, разве не ясно? Ты сам рассказывал, как ему там нравится. После увольнения из армии у него столько всего связано с Алжиром. Он никогда не бросит виноградники, свою землю…

– Недолго ему ею владеть, уедет он или останется, – произнес Эдуард как отрезал. Он поднялся и прошелся по комнате. – Неплохо бы ему сейчас это понять. Пройдет два года, может, больше, даже пять, хотя я в этом сомневаюсь, и французы уберутся из страны. В отношении Жан-Поля ты, вероятно, права. Но я обязан попытаться. В Алжире любому французу грозит опасность, особенно такому, как Жан-Поль… – Он внезапно умолк, лицо его скривилось от отвращения; он допил налитое, пожал плечами и вернулся к разговору: – Итак, попробую его уговорить. Не более. Он мой брат, Изобел внимательно за ним наблюдала. Ей хотелось знать, что означает короткая резкая фраза про брата, но она понимала – не стоит об этом спрашивать.

– Когда летишь? – спокойно осведомилась она.

– Завтра.

– Я полечу с тобой.

– Нет, милая. – Он повернулся к ней, помягчев лицом. – На сей раз нет. Предпочту, чтобы ты оставалась здесь.

Изобел встала.

– Раз летишь ты, лечу и я, – твердо сказала она.