Он снова вошел в совещательную комнату. Первое, что бросилось ему в
глаза, была дверная ручка. Круглая, медная, полированная, она сверкала перед
ним, словно грозная звезда. Он смотрел на нее, как овца смотрит в глаза
тигру.
Он не мог отвести от нее взгляд.
Время от времени он делал шаг вперед и приближался к двери.
Если бы он прислушался, то услышал бы смутный, неясный говор, неясный
шум, доносившийся из залы; но он не слушал и не слышал.
Внезапно, сам не зная как, он оказался у самой двери. Он судорожно
схватился за ручку; дверь отворилась.
Он был в зале заседаний.
Глава девятая. МЕСТО, ГДЕ СКЛАДЫВАЮТСЯ УБЕЖДЕНИЯ
Он шагнул вперед, машинально закрыл за собой дверь и остановился,
озираясь по сторонам.
Перед ним было просторное, скудно освещенное помещение, то полное
неясного гула, то полное тишины; здесь на глазах у толпы развертывались
перипетии уголовного процесса во всей их убогой и зловещей торжественности.
В том конце залы, где он находился сейчас, - судьи в потертых мантиях,
грызущие ногти с рассеянным видом или полузакрыв глаза; в другом конце-
толпа оборванцев; адвокаты, сидящие в разных позах; солдаты с честными и
суровыми лицами; стены, обшитые старыми панелями, все в пятнах; грязный
потолок, столы, покрытые саржей, которая из зеленой сделалась желтой;
почерневшие захватанные двери; на гвоздях, вбитых в обшивку стен, лампы,
какие горят в кабачках и больше коптят, чем светят, сальные свечи в медных
подсвечниках на столах; полумрак, неприглядность, уныние; и тем не менее,
все это вместе создавало впечатление строгости и величия, ибо здесь
ощущалось присутствие того высокого человеческого начала, которое зовется
законом, и того высокого божественного начала, которое зовется правосудием.
Никто в толпе не обратил на него внимания. Все взоры сходились в одной
точке, все смотрели на деревянную скамью, прислоненную к дверке в стене, по
левую руку от председателя; на этой скамье, освещенной свечами, меж двух
жандармов сидел человек.
Это был тот самый человек.
Вошедший не искал его: он увидел его сразу. Его глаза инстинктивно
остановились на этой фигуре, как будто они заранее знали ее место.
Ему показалось, что он видит самого себя, только сильно постаревшего;
разумеется, это лицо не было точной копией его лица, но манера держать себя,
общий вид были поразительно схожи: те же всклокоченные волосы, тот же
беспокойный звериный взгляд, блуза, точно такая же, какая была на нем в тот
день, когда, исполненный ненависти и затаив в душе отвратительный клад
страшных помыслов, накопленных им в течение девятнадцати лет каторги, он
вошел в Динь.
И он сказал себе, содрогнувшись: "О боже! Неужели я опять стану таким?"
Судя по внешнему виду, этому человеку было по меньшей мере шестьдесят
лет. |