В какой-то момент мне даже показалось, что я забыл выключить блокировку эмпатии, но эмоции, долетавшие до меня из зала, заставили отбросить эту мысль. За ней пришла другая — либо Левашов умеет закрываться от влияния эмпатов и менталистов, либо он настолько сильно себя контролировал, что не позволял ни одной эмоции выйти за пределы, ограниченные этим контролем. И я даже не знал, что из этого для меня хуже. Надо было что-то делать, но я не знал что.

Я попробовал несколько простых заклятий уников, которым меня научил Гурьев, чтобы хоть как-то повлиять на противника, но ничего не вышло — ментальная защита у Левашова оказалась непробиваемой для меня. Сам он тем временем решил испробовать очередную тактику — сгенерировал огненную плеть.

Это было больнее, чем огненное кольцо. Противник хлестал меня по голове и телу горящей трёхметровой плетью из плотной субстанции, чем-то средним между огнём и плазмой. И я ничего не мог поделать. При попытках схватить плеть, руки обжигало так, что я невольно их разжимал.

Всё же разница в уровне наших навыков чувствовалась. Студент подготовительного курса не мог на равных тягаться со второкурсником, как бы мне этого ни хотелось. Я не мог ни нормально противостоять атакам Левашова, ни вскрыть его защиту. Почему-то стало стыдно перед Гурьевым, который без толку потратил на меня целую неделю.

Левашов стегал меня своей жуткой плетью, осыпая всю арену искрами и радостно скалился. А я не мог уже даже поставить примитивную защиту, настолько эти удары сбивали мне концентрацию. Всё тело горело, и мне казалось, что сил моих хватит ненадолго. Я невольно начал желать, чтобы всё это быстрее закончилось, но вот только как же не хотелось проигрывать.

Противнику, судя по всему, тоже надоела эта экзекуция, и он ловким движением обернул плеть вокруг моей шеи на три раза. Это было неожиданно и совсем уж больно, причём болело будто изнутри — словно мне в горло влили кастрюлю раскалённого масла или засыпали килограмм молотого перца чили.

И тут мой противник дёрнул плеть на себя, да так сильно, что я еле удержался на ногах — чтобы не упасть мне пришлось сделать два шага в его направлении. Я ощутил жар, исходящий от защиты Левашова, он снова неприятно оскалился и дёрнул ещё раз, намного сильнее. Но я снова устоял.

— Приготовься размазать кровь и сопли по арене, как я тебе и обещал! — самоуверенно заявил графский сынок и, ухмыляясь, со всей силы дёрнул за плеть.

Времени на раздумья у меня не было. Упасть на арену и размазать по ней кровь, как о том мечтал Левашов, я мог в любой момент. Поэтому глупо было не попытаться использовать последний шанс, чтобы переломить ход поединка. Несмотря на нестерпимый жар, который исходил от огненного тумана, я был уверен: фатального урона это заклятие мне не нанесёт, поэтому решил рискнуть и не стал упираться, а подался за плетью и в три больших шага подскочил к противнику и, не сбавляя скорости, ударил его головой в нос.

Мой старый добрый безотказный приём — я услышал хруст носовых хрящей Левашова и почти сразу же остро почувствовал его боль, будто это мне сломали нос. А потом сразу же ощутил Левашовскую злость, но не чистую, а сильно смешанную с испугом.

Я так и не понял, что помогало противнику до этого момента, какое-то особое заклятие или невиданное самообладание, но сломав ему нос, я лишил его этой защиты, а заодно и защиты стандартной — огненный туман рассеялся, едва поставивший его маг потерял концентрацию. Рассыпалась искрами и плеть, ярко вспыхнув на прощание.

Вид крови, обильно текущей из разбитого носа противника вызвал у меня звериное желание добить его, такое же, как я испытал ранее во время поединка с Артёмом. Моя собственная кровь моментально вскипела от ярости, а в глазах Левашова я увидел животный страх. И явственно почувствовал его.