Эти мысли были мне неприятны, и я постарался их отогнать, а вместе с ними и тягостное ощущение безысходности. Получилось не очень, но зато после очередного пожелания держаться я наконец-то узнал голос Глеба. Вроде мелочь, но хоть какая-то победа в борьбе с неизвестностью.
Знакомый голос прибавил моральных сил, и страх ушёл окончательно. А вот холод не проходил, наоборот, мне показалось, что становилось всё холоднее и холоднее, только левому запястью почему-то было тепло.
Сколько я так провисел — неизвестно, но через какое-то время тусклая точка наверху стала приближаться и разгораться, а потом вспыхнула и ослепила меня. Впрочем, дискомфорта от этого я не ощутил. Просто казалось, будто я смотрю на лампу и не могу закрыть глаза — меня окружал достаточно яркий мягкий нейтральный свет.
После вспышки почти сразу же ушёл холод, и затихли внешние звуки. И я уже не висел. Впрочем, утверждать последнее можно было с натяжкой, так как я в принципе не понимал, что со мной происходит. Я вообще себя никак не ощущал. Казалось, будто моё сознание, независимо от меня, находится в какой-то светлой комнате с ярким освещением.
В этой комнате я провёл какое-то время, сколько именно — определить было невозможно. Что интересно, разум мой уже был полностью мне подвластен. Я не просто осознавал, кто я такой, но и отчётливо мог вспомнить, что со мной произошло. Мог размышлять и даже испытывать эмоции — искренне сожалел, что влез во всю эту историю с поединком.
И чем больше я анализировал ситуацию, тем грустнее мне становилось. И вернулся страх. Но если раньше он был иррациональным, то сейчас я боялся вполне конкретных вещей — остаться в таком состоянии надолго или навсегда.
Через некоторое время я почувствовал, что в комнате находится ещё кто-то, помимо меня. Этот кто-то не имел физического воплощения, я не мог его увидеть, но ощущал его присутствие совсем рядом.
— Ты помнишь, кто ты? — спросил меня до боли знакомый голос.
— Конечно, помню, — ответил я, пытаясь опознать говорившего.
— Это хорошо, — сказал голос, и я на конец-то его узнал — он принадлежал Гурьеву.
— Егор Андреевич? — спросил я и, не дожидаясь ответа, добавил: — Вы меня простите, пожалуйста. Я не смог в поединке использовать те навыки, которым Вы меня обучили. Пытался, но не смог.
Не знаю, зачем я это сказал, возможно, чувствовал некоторую вину, что наставник потратил на меня неделю своего времени, а я не оправдал его надежд. Если это было не видение и не сон, логичнее было спросить, где мы находимся, но вместо этого я принялся извиняться.
Гурьев ничего мне не ответил, а спустя несколько секунд я ощутил, что его в этой странной комнате больше нет. Я снова остался один.
*****
В просторной светлой комнате с открытыми настежь окнами на широкой кровати под белой накрахмаленной простынёй лежал парень шестнадцати лет. Он лежал на спине с закрытыми глазами и, на первый взгляд, не подавал никаких признаков жизни. На лице парня были видны слегка зажившие ссадины, а само лицо было бледным до синевы. Дыхание его было настолько слабым, что лишь внимательно приглядевшись, можно было определить, что парнишка жив.
Возле кровати стояли двое мужчин. Один из них разводил руками от переизбытка эмоций, а второй с любопытством смотрел на первого. Наконец первый медленно и шумно выдохнул и сказал:
— Невероятно! Это просто невероятно, Фёдор Сергеевич! Он меня узнал!
— Что значит, узнал?
— А то и значит! Я вошёл в его сознание, хотел наладить контакт, а он просит у меня прощения за то, что провалил бой. Невероятно! В прошлый раз он просто закрылся и отказался идти на контакт, а сейчас он меня узнал!
Зотов, а вторым мужчиной был он, нахмурился. Ему не хотелось, чтобы парнишка узнал что, пока он был без сознания, в его голове копался менталист. |