— На какой именно ты заставе?
— Мне не говорят номер, еле уговорил, чтобы дали позвонить.
— Хорошо, я попробую сейчас дозвониться до Ивана Ивановича, — согласился Зотов.
— Фёдор Сергеевич, надо обязательно дозвониться! Вы ведь знаете, что просто так я не стал бы будить Вас среди ночи и не просил бы будить Ивана Ивановича. Но это дело государственной важности. Это дело такой важности, что я просто боюсь сказать лишнего по телефону.
— Я понял твой намёк. Не переживай, я найду Ивана Ивановича. Если не дозвонюсь, то подниму на ноги всех, но найду.
Зотов сбросил звонок, и я отдал телефон капитану и сказал:
— Благодарю за помощь.
Воробьёв положил телефон в карман, покачал головой и сказал довольно миролюбиво:
— И что мне с тобой дальше делать?
— Я полагаю, в ближайшее время Вам позвонят и скажут, что со мной делать.
— Ну тогда давай, что ли, действительно чаю попьём, пока не позвонили, — сказал начальник заставы. — А то я что-то перенервничал.
— Не откажусь, — ответил я и неожиданно понял, что после разговора с Ариной и её отцом я впервые с момента возвращения ко мне памяти полноценно ощутил себя не Робертом, а Романом.
Глава 28. Эпилог
Капитан встал из-за стола, прошёл в угол кабинета и включил электрический чайник, стоявший на небольшом столике. Пока закипала вода, Воробьёв достал из навесного шкафчика две чашки и пачку пакетированного чая.
— Тебе с сахаром? — спросил он меня.
— Без, — ответил я. — Но, если у Вас вдруг найдётся кофе, я вообще буду счастлив.
— Растворимый будешь?
— Любой буду.
— Сейчас поищу, где-то был.
Начальник заставы некоторое время копался в выдвижном ящике шкафчика, затем достал из него маленький пакетик и произнёс:
— Повезло тебе. Нашёл кофе. Три в одном.
«Лучше бы не нашёл», — подумал я, так как пить то, что нашёл Воробьёв, мне не хотелось, но после того как капитан перерыл весь шкафчик, отказываться было неудобно.
Вода в чайнике наконец закипела. Воробьёв заварил себе чай, судя по запаху с бергамотом, а мне выдал чашку с не очень приятно пахнущей жидкостью, отдалённо похожей на кофе.
— Благодарю! — сказал я, взял чашку и сделал небольшой глоток.
— Счастлив? — спросил капитан, причём сделал он это совершенно искренне.
— Почти, — ответил я и отпил ещё немного.
— Почему почти? — поинтересовался Воробьёв.
— Вот Иван Иванович перезвонит, буду абсолютно счастлив.
Некоторое время мы сидели молча, а затем я не удержался и задал вопрос, который интересовал меня с того момента, как ко мне вернулась память:
— Вы мне не скажете, как прошли выборы? Я давно не был в России.
— Выборы? — удивился капитан. — Какие выборы?
— Что значит, какие? — в свою очередь удивился я. — Выборы императора.
— Так не было их.
— Как не было?
— Вот так и не было.
— Почему?
— Потому что не до выборов — в стране, считай, гражданская война уже сколько идёт.
— Гражданская война? — я удивлялся всё сильнее и сильнее.
— Ну официально это называется операция по наведению конституционного порядка, но по факту война. Только ты Милютину не рассказывай, что я так сказал.
— Не расскажу. |