— Если надо, значит, попробуем, — ответил кесарь.

Он подошёл ко мне, стал за спиной, положил руки мне на плечи, и я сразу же почувствовал лёгкое головокружение.

— Интересно… — пробормотал кесарь, и тут же к головокружению добавилась головная боль.

Кесарь продолжал держать руки у меня на плечах, а мне становилось всё хуже и хуже. Голова раскалывалась так сильно, что, казалось, вот-вот взорвётся. Меня тошнило, в глазах всё поплыло, и я понял, что сейчас потеряю сознание. Но всё же не потерял. Постепенно боль отступила, я начал приходить в себя и увидел перед глазами руку Милютина с носовым платком. Я удивился, но заметил на столе перед собой несколько капель крови, машинально провёл рукой по верхней губе под носом — рука окрасилась в алый цвет.

— Благодарю, — сказал я, взял платок, вытер от крови лицо, а затем протёр стол.

— Ну что я вам скажу, господа, — заявил тем временем кесарь. — У этого парня очень хорошая защита. Конечно, она ещё недостаточно хороша, чтобы противостоять сильному менталисту, который пожелает нанести нашему юному другу ущерб. Здесь ещё работать и работать, но оно и понятно — раньше пятого уровня особо на что-то рассчитывать не стоит. А вот что-либо вытащить из него даже я уже не смог. Признаюсь, меня это удивило.

— А что с инициацией, Александр Петрович? — спросил Милютин.

— Не увидел я её. Ощущение, будто передо мной сидел неодарённый пятнадцатилетний мальчик.

— Значит, можно закрываться перед отправкой? — уточнил Иван Иванович.

— Вполне. Не думаю, что его будет проверять кто-то более сильный, чем я, — ответил кесарь Милютину и обратился ко мне: — А с магическим уровнем как дела обстоят?

— Мы с наставником тренировали его сокрытие, — сказал я. — У меня девятый, и я могу сымитировать проведение инициализации, не раскрывая уровня.

— Ну что ж, отлично! Хорошую работу вы проделали, — похвалил меня кесарь.

— Это лишь начало, Александр Петрович, — заметил Милютин. — Основная работа у Романа впереди.

— Я уверен, что он справится, — сказал кесарь. — А у вас, Иван Иванович, всё готово?

Милютин вкратце отчитался о готовности к операции, на том встречу и завершили. А когда мы с Иваном Ивановичем и Родионом Степановичем собрались уходить, кесарь неожиданно сказал:

— Роман, задержись! Я хочу поговорить с тобой наедине.

— Я буду ждать тебя в приёмной! — бросил мне Милютин, и они с Глебовым вышли.

Когда мы с кесарем остались вдвоём, Александр Петрович посмотрел на меня так, будто хотел что-то сказать, но ещё не решил, стоит ли это делать. Некоторое время он молча меня разглядывал, а затем спросил:

— Боишься?

— Вас? — уточнил я.

Кесарь рассмеялся.

— То, что ты меня не боишься, я чувствую. Я про спецоперацию спрашиваю.

— Боюсь, — признался я. — Но не думаю, что с этим будут проблемы.

— А это хорошо, что боишься, — сказал кесарь. — Кто не боится, тот первым погибает. Потому что расслабляется. А кто боится, тот отовсюду подвоха ждёт и, как правило, живым возвращается. Так что не бойся бояться.

— Я Вас понял. Буду бояться, — ответил я, тут же осознал, как это нелепо прозвучало, и не удержался, чтобы не улыбнуться.

Александр Петрович усмехнулся, а затем неожиданно спросил:

— А как ты относишься к тому, что я посадил в тюрьму твоего деда?

Тут я растерялся — такого вопроса я никак не ожидал и не был готов быстро на него ответить.