Но Агаты рядом не было, и я попёрся среди ночи к источнику. Там я надеялся успокоиться, собраться духом и мыслями, а заодно обдумать заново все версии. Успокоиться получилось, с остальным не вышло. Но зато вернувшись после источника к себе в комнату, я уснул сном младенца и проснулся от звонка будильника ровно за полчаса до завтрака. Быстро оделся, умылся и побежал в обеденный зал в надежде застать там бабушку.

Княгиня Белозерская уже сидела за столом и пила кофе. Увидев меня, она едва заметно кивнула и улыбнулась. Я поприветствовал бабушку и сел на своё место.

— Я внимательно тебя слушаю, Рома, — неожиданно сказала бабушка, и заметив, что я от этих слов немного растерялся, добавила: — Ты ведь хотел со мной поговорить?

— Хотел, — сказал я. — Вы можете чувствовать такие вещи?

— А чего тут чувствовать? Ты вчера вечером несколько раз интересовался у прислуги, не приехала ли я. Вот я приехала. И внимательно тебя слушаю.

То, что бабушка так сразу перешла к делу, имело свои плюсы — мне теперь не нужно было подводить разговор к нужной теме. Я собрался духом и сказал:

— Считаю неправильным держать в себе некоторые вещи и хочу рассказать Вам о них.

Бабушка отставила чашку с кофе в сторону и сделала такое лицо, будто больше всего на свете её хотелось меня выслушать.

— Вчера после допроса барона фон Лангермана я много думал о том, кто передал немцам информацию о спецоперации. И иногда мне в голову приходили мысли, которые… — я не мог подобрать правильных слов, боясь обидеть или разозлить бабушку. — Которые кажутся мне совсем уж дикими, но при этом…

— Ты думаешь, что это я? — перебила меня бабушка.

— Нет, я так не думаю. Но иногда мне кажется, что Вы знаете, кто это.

— С чего ты сделал такой вывод?

— Вы сказали, что мне лучше не знать, кто нас предал. И Вы не провели допрос при помощи магии, дав барону возможность солгать.

— Звучит, как обвинение в сговоре с фон Лангерманом, — заметила бабашка.

— Простите, я имел в виду другое — то, что без магического воздействия у него был шанс солгать. Но больше всего, как я уже сказал, меня смущают Ваши слова, что мне лучше не знать, кто нас предал.

— Я действительно так считаю. Вот я сама не знаю, и меня это даже не интересует. И тебе лучше не знать. Причём тебе в первую очередь!

— Но почему? — удивился я.

— А вдруг это твой отец? — спросила бабушка. — Ты не думал о таком варианте?

— Думал и не раз.

— Впрочем, если это Николай, это будет лучшим вариантом.

— Почему?

— Потому что просто представь на минуточку, что это кто-то из окружения Романова. Кто-то из высших чинов, например, Милютин или Валуев. Представил?

— Кто угодно, но только не Иван Иванович! — вырвалось у меня.

— Хорошо, не Иван Иванович, — улыбнувшись ответила бабушка. — Пусть это будет просто условный Валуев. И вот ты узнал, что он предатель. Ты ведь расскажешь об этом Романову. Расскажешь?

— Расскажу.

— И настроишь против себя и самого предателя и весь его род, который кормится во многом благодаря должности своего высокого родственника. А это не шутка. Это серьёзная сила — род, потерявший хорошую кормушку. Сила, готовая на всё, чтобы отомстить или вернуть своё. Нет, мы, конечно, справимся со многими, но это будет непросто. Да и не нужна тебе сейчас такая война, Рома. Не готов ты к ней — юн ещё.

— Но нельзя же никому не рассказать о такой информации. Это преступление.

— Нельзя не рассказать, — согласилась бабушка.