Были здесь и мужчины. Большинство из них стояло по периметру двора. Они наблюдали за наложницами, готовые по первому зову подойти и выполнить просьбу. Евнухи. Я облегченно вздохнул, убедившись, что никто не пытается нас остановить. Правила этикета взглядов были не менее изощренными, чем орнаменты мозаики. Эти правила как нельзя лучше подходили двоим странного вида евнухам, пытавшимся добраться до нужного места в незнакомом им дворце.

Мы остановились возле двери бань, частично скрытой за колоннами и плющом, который создавал естественный зеленый занавес. Незаметно для себя я принял ту же позу, что и остальные евнухи, выпрямив спину и сомкнув руки перед собой. Мои глаза странствовали по двору в поисках Дженни.

И я ее увидел! Правда, поначалу я не узнал сестру, но что-то заставило меня задержать на ней взгляд. Возле фонтана, спиной к нему, в вальяжной позе сидела наложница. Служанка массировала ей ноги. В последней я и узнал Дженнифер.

Время наложило свой отпечаток на ее облик. Правда, мой глаз и сейчас улавливал следы былой красоты, но волосы Дженни успела тронуть седина, лицо вытянулось и покрылось морщинами, а под глазами появились мешки. Сами глаза глядели устало. Какая странная ирония судьбы: на лице юной наложницы, которой Дженни массировала ноги, застыло хорошо знакомое мне выражение презрения, смешанного с тщеславием. Естественно, наложница глядела на служанку свысока. Будучи мальчишкой, я то же самое выражение видел на лице сестры. Я не испытал запоздалого злорадства, но невольно подумал о возмездии.

Вероятно, Дженни почувствовала, что на нее смотрят, и подняла голову. Она недоуменно наморщила брови. Неужели спустя столько лет она меня узнала? Конечно же нет. Я стоял слишком далеко от фонтана, и к тому же на мне была одежда евнуха. Тот кувшин с водой предназначался для нее. Возможно, она недоумевала, почему за водой ушли одни евнухи, а из двери бань вышли другие.

Все с тем же недоуменным выражением лица Дженни встала, поклонилась наложнице, которой массировала ноги, и пошла в нашу сторону. Я встал за спиной Холдена. Дженни нагнулась, чтобы не задеть гирлянду плюща, и остановилась в полуметре от нас.

Она ничего не сказала. Разговоры во дворе были запрещены. Впрочем, слова и не требовались. Выглянув из-за плеча Холдена, я рискнул посмотреть на Дженни. Ее глаза переместились с Холдена на дверь бань, и в них я уловил молчаливый вопрос: «Где моя вода?» Послать евнуха за водой – вот и вся ничтожная власть, которая у нее здесь была. Но я узнал властный взгляд прежней Дженни, хотя, конечно, он уже не имел такой силы и был скорее тенью властности времен ее девичества.

Между тем Холден в ответ на сердитый взгляд Дженни склонил голову и собрался было отступить в комнату, из которой мы вышли. Я молил Бога, чтобы в голове Холдена появилась та же мысль, что пришла на ум мне: нужно каким-то образом сделать так, чтобы Дженни вошла внутрь. Тогда мы сможем беспрепятственно покинуть этот проклятый дворец. К счастью, Бог услышал мои мольбы. Холден развел руками, показывая, что некое обстоятельство помешало нам выполнить ее просьбу. Затем он указал на дверь бань, давая понять, что ему требуется помощь. Но Дженни была вовсе не готова подыграть ему. Она присматривалась к его одежде и, вместо того чтобы последовать за ним внутрь, подняла палец, затем согнула и направила на грудь Холдена. На то место, где алело пятно крови.

Глаза Дженни округлились. Я снова выглянул из-за спины Холдена. Теперь моя сестра не только смотрела на пятно крови, но и приглядывалась к лицу моего спутника, распознав в нем чужака.

Ее рот открылся от удивления.