— Господь с вами, он ничего не знал, — сказал мне Кроусхей. — Он, думаю, и не ждал меня! А ты — настоящий нахал. Я и не думал, что ты нахал в такой степени, — сказал он, протягивая волосатую руку Раффлсу. — Я даже горжусь, что мы с тобой одного поля ягоды.

— После этих слов, — Раффлс пожал протянутую ему руку, — что я могу сказать? Но вы, должно быть, слышали мое мнение о вас. Я также горд тем, что мы с вами познакомились. Но каким образом, черт побери, вы сюда попали?

— Пусть вас это не беспокоит, — сказал Кроусхей, расстегивая воротничок. — Давайте лучше поговорим о том, как я отсюда выберусь. Да будет с вами Господь, вот так уже лучше! — Он осторожно потрогал пальцами синевато-багровую полоску на своей бычьей шее. — Я не знал, сколько времени мне еще придется играть в благородного, — объяснил он, — мне же не было известно, кого ты приведешь.

— Выпьете виски с содовой? — спросил Раффлс беглого заключенного, когда тот уселся в кресло, из которого я выскочил с такой поспешностью.

— Нет, я пью его неразбавленным, — ответил Кроусхей, — но сначала я всегда говорю о деле. Ты от меня так не отвяжешься, да хранит тебя Всевышний.

— В таком случае чем могу быть полезен?

— Ты и так это знаешь, без моих объяснений.

— Не совсем понял.

— Тогда — тихий отвал. Хочу отвалить по-тихому, а как это сделать — предоставляю право решить тебе. Мы — братья по оружию, хотя на сей раз я не вооружен. Это и не обязательно. Ты, конечно, слишком умен. Но коль мы братья, ты ведь не бросишь брата в беде. Давай остановимся вот на этом. Ты позаботишься обо мне по-своему. Я полагаюсь на тебя во всем.

В голосе Кроусхея все время звучали не только нотки доверия, но и готовности идти на уступки. Он наклонился вниз и стащил с босых ног темные ботинки на пуговицах, затем вытянул пятки к огню и, морщась от боли, стал распрямлять согнутые большие пальцы.

— Надеюсь, ты дашь мне корки побольше этих? — попросил он. — Я бы просмотрел твой гардероб, если бы у меня было побольше времени: я зашел сюда прямо перед тобой.

— А вы не скажете мне, как вы сюда попали?

— Какой смысл? Научить тебя я все равно не смогу, кроме того, я хочу поскорее выбраться отсюда. Хочу выбраться из Лондона, из Англии и вообще — из всей этой цветущей Европы. Вот и все, что я хочу и в чем рассчитываю на вашу помощь, мистер. И я не спрашиваю, как вы возьметесь за эту работу. Ты знаешь, откуда я пришел, потому что я слышал, как ты это говорил. Ты знаешь, куда я хочу отправиться, потому что я только что тебе об этом сказал. Мелочи я целиком оставляю тебе.

— Хорошо, — сказал Раффлс, — мы должны посмотреть, что мы можем сделать.

— Мы должны? — Откинувшись на спинку кресла, Кроусхей начал вертеть большими пальцами обеих рук.

Раффлс повернулся ко мне. В глазах его мерцали огоньки, но на лбу лежала печать глубокой задумчивости, а в линии сжатого рта решимость каким-то образом переплеталась со смирением, и заговорил он так, как будто мы с ним оставались совершенно одни в этой комнате:

— Ухватываешь ситуацию, Кролик? Если нашего друга, выражаясь его собственным языком, здесь накроют, он намерен в этом обвинить тебя и меня. Он достаточно тактичен, чтобы не выражать все это большим количеством слов, но все и так вполне понятно и к тому же вполне естественно. На его месте я поступил бы так же. Прежде мы обладали преимуществом, а теперь оно у него. Это абсолютно честно. Мы должны взяться за эту работу. Мы не можем от нее отказаться. Но даже если бы и могли, я бы все равно за нее взялся. Наш друг — великий спортсмен. Он смылся из Дартмурской тюрьмы, и тысячу раз было бы жаль, если бы он угодил туда снова.