Васильев же, наоборот, походил на бородатый валун: низенький, плотного телосложения, он казался очень сильным человеком. Розовый шрам — возможно, след от пули — рассекал левую щеку и густую, похожую на шкуру тюленя, щетину. Если бы пуля прошла на пару дюймов левее, то Васильев не сидел бы сейчас за этим столом.
Он прогромыхал что-то по-русски. Морозкин перевел:
— Николай приветствует вас от имени Лесной республики. Так мы называли земли вокруг Пскова, пока немцы контролировали город. Теперь, когда появились ящеры, — Морозкин старательно произнес недавно выученное слово, — мы создали советско-германский совет. — Бэгнолл подумал, что игра слов исходит от переводчика; Васильев, даже и без шрама, не производил впечатления человека, склонного к юмору.
— Рад с вами познакомиться, — заявил Эмбри.
Прежде чем Морозкин успел перевести, Джером Джонс повторил его слова по-русски. Командир партизан засиял, довольный тем, что хотя бы один англичанин сможет говорить с ним без посредников.
— Что вы привезли в Советский Союз от народа и рабочих Англии? — спросил Герман.
Он наклонился вперед, нетерпеливо дожидаясь ответа, и не заметив идеологической подоплеки своего вопроса.
— Радиолокационную станцию, которая, находясь на борту самолета, помогает обнаружить истребители противника, находящиеся на достаточно большом расстоянии, — ответил Джонс.
Морозкин и Борк далеко не сразу сумели подобрать подходящие слова на своих родных языках. Джонс объяснил, что такое радарная установка, и как она работает. Васильев молча слушал. Герман несколько раз кивнул, словно понимал, о чем рассказывает Джонс.
— Вы, aber natürlich, имеете аналогичную установку и для Рейха? — Чилл скорее утверждал, чем спрашивал.
— Нет, сэр, — ответил Эмбри, и Бэгнолл почувствовал, как у него по спине побежали струйки пота, хотя в старой башне средневековой крепости гуляли сквозняки. Пилот продолжал: — Мы получили приказ доставить радиолокационную установку и инструкцию к ней Советскому командованию в Пскове. Так мы и сделали.
Генерал Чилл покачал головой. Бэгнолл потел все сильнее. Никто не потрудился предупредить их, что русские контролируют Псков лишь частично. Очевидно, они не предполагали, что могут возникнуть проблемы с немецкими военными. И ошиблись.
— Если установка только одна, она будет направлена в Рейх, — заявил Чилл.
Как только Сергей Морозкин перевел слова немецкого генерала на русский, Васильев схватил со стола автомат и направил его прямо в грудь Чиллу.
— Нет, — решительно сказал он.
Бэгнолл и без знания русского сообразил, что тут происходит.
Чилл ответил на немецком, который Васильев, видимо, понимал. Нацист отличался незаурядным мужеством или сильно блефовал.
— Если вы меня застрелите, Николай Иванович, командование примет полковник Шиндлер — а вам прекрасно известно, что в районе Пскова у нас имеется значительное превосходство в силах.
Александр Герман даже не взглянул на пистолет, лежавший на столе. Он заговорил сухим, педантичным голосом, прекрасно подходившим к его очкам. Бэгноллу показалось, что это немецкий, только почему-то он понимал Германа еще хуже, чем Курта Чилла. Потом он сообразил, что, по-видимому, партизан перешел на идиш. Им следовало прихватить с собой Дэвида Гольдфарба.
Однако капитан Борк прекрасно его понял и перевел:
— Герман говорит, что Вермахт сильнее в районе Пскова, чем советские войска. Он также спрашивает, сильнее ли немцы, чем русские и ящеры вместе.
— Блеф, — только и ответил Чилл.
— Нет, — вновь вмешался Васильев. |