К удивлению Бэгнолла, Джером Джонс заговорил по-русски — не слишком бегло, однако его понимали. Обменявшись несколькими фразами, он повернулся к своему экипажу и сказал:

— Человека, который говорит по-английски, зовут Сергей Леонидович Морозкин. Он предлагает нам следовать за ним в Кром, опорный пункт местной обороны.

— Что ж, нам остается лишь подчиниться, — сказал Эмбри. — Я не знал, что ты говоришь по-русски, Джонс. Вот уж никак не ожидал, что парни, которые готовили нашу операцию, кое-что соображают.

— Ничего они не соображают, — скривился Джонс. — Когда я учился в Кембридже, меня заинтересовали византийская культура и искусство, что, в свою очередь, вывело на Россию. Мне не хватило времени, чтобы как следует заняться русским языком, но кое-что я выучить успел. Однако об этом ничего нет в моих документах, так что никто не знал о моем увлечении русским.

— Ну, в любом случае, нам повезло, — заявил Бэгнолл. «Что, если Джонс большевик?» — подумал он. Впрочем, теперь уже все равно. — Мой немецкий оставляет желать лучшего, но я собирался им воспользоваться, когда ты с ними заговорил. Не очень разумно общаться с союзниками на языке общего врага.

— Против Eidechen — прощу прощения, я не знаю, как это по-английски; русские называют их ящерицами — в борьбе против общего врага, явившегося с неба, люди должны забыть о своих разногласиях.

— Против ящеров, вы хотели сказать, — уточнили Бэгнолл и Эмбри.

— Ящеры, — эхом отозвались немец и говорящий по-английски Морозкин, которые явно хотели получше запомнить новое слово; не вызывало сомнений, что использовать его придется часто.

— Я гауптман — капитан по-английски, да? — Мартин Борк. После того, как все члены экипажа представились, Морозкин сказал:

— Сейчас поедем в Кром. Самолет оставим здесь.

— Но радар… — жалобно начал Джонс.

— Возьмем с собой. Он в ящике, да?

— Ну, да, но…

— Поехали, — повторил Морозкин.

На дальнем конце посадочной полосы — долгий и тяжелый путь по холоду и снегу — их поджидали запряженные тройкой лошадей сани, которые должны были доставить экипаж в Псков. Как только сани тронулись, весело, словно распевая радостную зимнюю песню, зазвенел колокольчик. Бэгнолл посчитал бы путешествие гораздо более увлекательным, если бы не заметил за спиной у возчика винтовку, а за поясом полдюжины немецких гранат с длинными ручками.

Псков был построен в кольце двух сходящихся рек. Сани скользили мимо церквей и крупных домов в центре, на многих из которых виднелись следы боев с немцами и ящерами.

Ближе к слиянию двух рек располагался рынок и еще одна церковь. На рынке пожилые женщины в платках, продавали свеклу, репу и капусту. Над большими котлами с борщом поднимался пар. Люди стояли в очередях, чтобы купить то, в чем они нуждались — в отличие от англичан, которые в аналогичных ситуациях обожают пошутить, русские стояли молча, с мрачными лицами, словно не ждали от судьбы ничего хорошего.

По рынку расхаживали вооруженные патрули, чтобы никому не пришло в голову нарушать порядок — немцы в металлических касках и серых полевых шинелях и русские солдаты в диковинной смеси гражданской одежды и военной формы, с самым разным оружием в руках, от ружей и винтовок до автоматов. Однако все — немцы, русские и даже старые женщины с корзинками, полными овощей — ходили в одинаковых толстых войлочных сапогах.

На ногах возчика саней тоже была пара таких сапог. Бэгнолл похлопал его по плечу и показал на них.

— Как вы это называете? — спросил он, но в ответ тот лишь улыбнулся и развел руки в стороны.