Изменить размер шрифта - +
К отцу Сергию пора. Поясницу нынче все ломит – плох становлюсь.

 

– А давно умер отец Сергий?

 

– Третий год со Спиридона пошел.

 

– Хороший был старик, – оказал я, вспоминая покойника с его палочками и ножичком.

 

– Смотри-ка! В угол-то смотри! тут вся его мастерская и теперь стоит. Да зажги ты свечу, отец Прохор.

 

– А Капитан жив?

 

– Ах, ты кота… то бишь кошку нашу Капитана помнишь?

 

– Как же!

 

– Удушился, брат, Капитан. Под дежу его как-то занесло; дежа захлопнулась, а нас дома не было. Пришли, искали, искали – нет нашего кота. А дня через два взяли дежу, смотрим – он там. Теперь другой есть… гляди-ко какой: Васька! Васька! – стал звать отец Вавила.

 

Из-под печи вышел большой серый кот и начал тыкать головою в ноги отцу Вавиле.

 

– Ишь ты, бестия какая!

 

Отец Вавила взял кота и, положив его на колени, брюхом кверху, щекотал ему горло. Точно теньеровская картина: белый как лунь старик с серым толстым котом на коленях, другой полустарик в углу ворочается; разная утварь домашняя, и все это освещено теплым, красным светом горящего очага.

 

– Да зажигай свечу-то, отец Прохор! – крикнул опять отец Вавила.

 

– Вот сейчас. Никак не справишь.

 

Отец Вавила между тем оправдывал Прохора и рассказывал мне:

 

– Мы ведь себе свечи теперь не зажигаем. Рано ложимся.

 

Зажгли свечу. Хата точно в том же порядке, как была за двенадцать лет назад. Только вместо отца Сергия у печки стоит отец Прохор, а вместо бурого Капитана с отцом Вавилою забавляется серый Васька. Даже ножик и пучок кореневатых палочек, приготовленных отцом Сергием, висит там, где их повесил покойник, приготовлявший их на какую-то потребу.

 

– Ну, вот и яйца сварились, вот и рыба готова, а Василья Петровича нет, – сказал отец Прохор.

 

– Какого Василья Петровича?

 

– Блажного, – отвечал отец Прохор.

 

– Неш ты с ним приехал?

 

– С ним, – сказал я, догадываясь, что кличка принадлежит моему Овцебыку.

 

– Кто ж это тебя с ним сюда справил?

 

– Да мы давно знакомы, – сказал я. – А вы мне скажите, за что вы его блажным-то прозвали?

 

– Блажной он, брат. Ух, какой блажной!

 

– Он – добрый человек.

 

– Да я не говорю, что злой, а только блажь его одолела; он теперь как нестоящий: всеми порядками недоволен.

 

Было уже десять часов.

 

– Что ж, давайте ужинать. Авось подойдет, – скомандовал, начиная умывать руки, отец Вавила. – Да, да, да: поужинаем, а потом литийку… Хорошо? По отце Сергие-то, говорю, литийку все пропоем?

 

Стали ужинать, и поужинали, и «со святыми упокой» пропели отцу Сергию, а Василий Петрович все еще не возвращался.

 

Отец Прохор убрал со стола лишнюю посуду, а сковороду с рыбой, тарелку, соль, хлеб и пяток яиц оставил на столе, потом вышел из хаты и, возвратясь, сказал:

 

– Нет, не видать.

 

– Кого не видать? – спросил отец Вавила.

Быстрый переход