Маняша судорожно вздохнула, дивясь преображению, но теперь воспринимать незнакомку стало гораздо проще, привычнее что ли. Правда, ноги все же подвели несчастную, измученную голодом и горем, усталую девушку: она обессилено осела на траву, руки плетьми упали на колени, и слезы сами собой потекли из глаз. Утопиться не получилось, а что делать дальше, Маняша не знала.

         Симпатичный Дух присела на корточки рядышком.

 — Расскажи, что случилось, милая? — спросила она.

 Маняша всхлипнула, мотнув головой, дальше и вовсе уткнулась лбом в колени. Ей было стыдно, ей было больно, и…

 — Любимый бросил? — продолжала выспрашивать Хозяйка леса.

 Но девушка продолжала молчать, лишь узкими худенькими плечиками передернула, подсказывая, что любопытствующая сущность неправа.

 — Замуж за старика выдают? — настойчиво пыталась добраться до сути Озерная Дева, и ответное молчание заставило продолжить перебирать причины одна горемычнее другой. — Сироткой стала? Свекровь извести хочет? Не замужняя, да беременная?

 На последнем вопросе Маняша вздрогнула всем телом, затем сжалась, словно боялась удара и со стоном отчаянья выдохнула:

 — Да-а-а…

 — Да как же так? — расстроилась Хозяйка. — Ты — топиться, а ребеночек?

 Девчонка, не выдержав обвинения, прозвучавшего в изумленном голосе Озерного Духа, напора своих мыслей, сомнений, страхов, терзавших вторые сутки. Закрыв лицо руками, разрыдалась, громко, с подвыванием, полностью погружаясь в пучину отчаяния.

 Дух, немало обеспокоившись искренним горем полуженщины-полуребенка, подсела поближе, неуверенно протянула руку, погладила ее по голове. И чуть было не уселась на траву, потому что Маняша подалась к ней всем телом, обняла и, захлебываясь слезами, начала выплескивать наболевшее и мучавшее:

 — Я в Мадине живу, городе-крепости, там, — она махнула рукой, — за вашим лесом который… Пару месяцев назад наш король войною пошел на Волху… соседнее королевство… а к нам прислали чуть ли не армию… Они же защищать должны были… а они…

 — А они что? — грустно переспросила Дух, уж подобных историй она за сотню своих лет, ой, как наслушалась, да горемычных из озера вытаскивала.

 — Меня замуж сосватали, да свадьбу играть должны были на следующей седмице, за любого мне. А пару месяцев назад меня поймали двое… в лавке прямо… отца закрыли, и утащили…

 — И? — совсем тихо выдохнула Хозяйка, поглаживая по темным растрепанным волосам несчастную.

 — Два дня… пользовали… едва жива осталась, — проревела Маняша, потом чуть отстранилась и безумными глазами посмотрела на невольную слушательницу. — Я домой, а там… мне сказали, что лучше б померла, чем теперь такая… отец… и жених и… каждый отвернулся, а некоторые и позлословили. Я пыталась забыть, но знахарка сказала, что семя всходы дало…

 — Э-э-эх-х! — громко выдохнуло привидение Мири рядом. — И со мной так же было, да только дитя от насильника не понесла.

 Маняша вздрогнула при виде утопленницы и опять залилась слезами.

 — Меня мать к знахарке послала, чтобы вытравить ублюдка из чрева, а я не смогла, сбежала. Домой хода нет, отец прибьет, ему на меня каждый горожанин пальцем тычет, да и в Мадину тоже… — девушка судорожно вздохнула, в отчаянье выплюнув. — Я себя для Ирана хранила, для любимого, а теперича даже не знаю, кто отец моего ребенка…

 Мири зависла рядом, сочувственно качая головой, а вскоре подле них проявились еще три женских привидения.