Беттина как раз закончила письмо, когда в вагон вошел лорд Юстес.
— Доброе утро, Вэриен! — сказал он, и в голове его звучал нескрываемый холод.
— Доброе утро, Юстес, — ответил герцог. — Надеюсь, вы хорошо спали.
— Очень хорошо, спасибо. Это заставило меня вспомнить об одном из дел, которое я хотел бы обсудить с вами, когда у вас найдется немного свободного времени.
— Если вы намерены досаждать мне вашими душераздирающими историями об «обездоленных» или о сброде, который спит под пролетами мостов, то можете не трудиться, — резко ответил герцог. — Я даю деньги благотворительным организациям по моему собственному выбору, и сейчас лишних средств у меня нет.
— Как вы можете говорить такое! — презрительно воскликнул лорд Юстес. — Да ведь то, что вы потратите на эту поездку в Египет, — или, если хотите, только то, что было съедено и выпито вчера за обедом, хватит на жизнь сотне человек на целый год!
— Надеюсь, Юстес, — устало сказал герцог, — вы не собираетесь жалеть каждый кусок, который я или мои гости положим себе в рот, и каждую каплю вина, которую мы поднесем к губам. И если вы полагаете, что я готов довести себя до такого разорения, до какого довел себя Шефтсбери, отдавая все, что ему принадлежит, бедным, то вы глубоко ошибаетесь!
— Вы заставляете меня стыдиться! — запальчиво воскликнул лорд Юстес. — Стыдиться того, что такая семья, как наша, так мало делает для тех, кто безвинно страдает!
— Мало? — громовым голосом спросил герцог. — Если вы называете…
Он замолчал и после недолгой паузы уже спокойно сказал:
— Послушайте, Юстес, я не намерен выходить из себя из-за ваших обвинений. Не стану я еще раз повторять то, что говорил вам уже неоднократно: благотворительность не должна идти для всех, кто только стоит с протянутой рукой, без разбора, и деньги нельзя бросать на ветер.
Достаточно резко герцог заключил:
— Вы у меня в гостях, и по отношению ко мне и моим друзьям будете вести себя благопристойно! Я не желаю видеть вас пристающим к моим гостям с кружкой для подаяния и не хочу слышать ханжеских проповедей. Вы меня поняли?
В ответ лорд Юстес молча вышел из салона. Не оборачиваясь, по шороху бумаги Беттина поняла, что герцог снова развернул газету.
Сердце у нее отчаянно колотилось: она была ужасно смущена тем, что вынуждена была присутствовать при ссоре братьев. Почему-то эта сцена оставила после себя чувство странной напряженности, хотя сама Беттина не смогла бы объяснить, почему она так сильно на нее подействовала.
В пансионе ей часто приходилось присутствовать при ссорах других учениц, но она впервые слышала, чтобы двое мужчин говорили друг с другом настолько резко и с такой горечью. По атмосфере враждебности, которая царила в тот момент в вагоне, чувствовалось, что братья не любят друг друга.
Тут, к величайшему облегчению Беттины, в вагон-гостиную вошел ее отец.
— Доброе утро, Вэриен! — поздоровался он с герцогом и, проходя мимо письменного стола, наклонился, чтобы поцеловать Беттину в щечку.
— Ты рано встала, куколка! Не сомневаюсь, что ты не спала из-за приятного волнения.
— Это так, папа, — ответила Беттина. — Я проснулась, как только поезд тронулся.
— И я тоже, — сказал сэр Чарльз, — а ведь я-то лег очень поздно.
— Опять играли, Чарльз? — спросил герцог. — Вы же знаете, что не можете себе этого позволить.
— Вчерашнюю ночь — очень даже могу, — с удовлетворением заявил сэр Чарльз. |