Но, сколько бы девушка ни повторяла, что должна чувствовать себя оскорбленной таким поведением, сердце невольно трепетало: маркиз думает и помнит о ней! Он оказался достаточно проницательным, чтобы понять, как неловко Кассия будет чувствовать себя в старых платьях во время визита во Францию. А Перри? Поверит ли он в то, что благодетельницей сестры была мадам де Сальре?

Но тут Кассия сообразила, что, если не будет намеренно привлекать внимание брата к своим нарядам, тот и не заметит, что на ней надето, поскольку целиком поглощен перестройками и переделками, которые еще предстоит сделать. Он так радовался, что теперь можно позволить себе обновить дом и обстановку, что почти забыл об ожерелье и о том, что его необходимо везти во Францию. Но за день до отъезда ожерелье доставили почтовой каретой, и Перри, словно очнувшись, очень удивился:

— Господи Боже! Совершенно из памяти вылетело, что нужно везти ожерелье в Шато-Байе! — И, открыв крышку шкатулки, добавил: — Интересно, что будет, если мы просто оставим его себе вместе с деньгами?

Кассия в ужасе вскрикнула:

— Как ты можешь даже думать о таком!

— Шучу, шучу, — засмеялся Перри, — но хорошо было бы стать богатым, как Мидас. Насколько я понимаю, он потратил и на оправу целое состояние.

Теперь ожерелье стало еще красивее — огромные бриллианты были окружены бриллиантами поменьше, и на цепочках между ними тоже сверкали прозрачные камни.

— Хочешь надеть? — предложил Перри.

— Нет, оно приносит несчастье, — покачала головой Кассия. — Лучше уж пусть хранится в музее, где ни одна женщина не очаруется им настолько, чтобы украсть, как графиня де ла Мотт.

— Если она получила за него столько же денег, сколько мы, — заметил Перри, — дело того стоит.

— Не смей говорить подобные глупости! — рассердилась Кассия. — Кроме того, нам оно все-таки принесло счастье.

— Ты права, — серьезно кивнул Перри, — из-за него маркиз пожелал окружить нас такими почестями во время путешествия!

И даже эти слова показались Кассии сильным преуменьшением, когда она увидела карету, запряженную шестеркой лошадей, прибывшую, чтобы отвезти их в Саутгемптон.

По пути они провели ночь в поместье друга маркиза, герцога Этелстоуна. Он был искренне рад видеть молодых людей и дал в их честь торжественный обед. На следующее утро они снова отправились в дорогу, но Кассия, вспоминая предыдущий вечер, сознавала, что радовалась не только вкусным блюдам и блестящему обществу, но и тому, что была одета лучше всех присутствующих дам. Впервые в жизни женщины смотрели на нее не с сочувствием, а с завистью.

Яхта маркиза оказалась большой и очень комфортабельной, и на переправу через Ла-Манш у них ушло всего три часа. Ступив на землю Франции, Кассия невольно задалась вопросом, уж не в этом ли месте высаживались когда-то викинги, от которых маркиз унаследовал синеву своих глаз. Он был так не похож ни на кого из мужчин, с которыми она встречалась раньше, и Кассия была уверена, что дело в его норманнском происхождении. Маркиз — потомок расы воинов, привыкших следовать инстинкту в битвах и на море, мужчин, которые постоянно боролись с силами, намного превосходящими их собственные. И это обострило их ум и, возможно, в то же время помогло развить интуицию. Смерть чаще обходила их стороной, чем остальных людей, которые не могли или не хотели использовать то, что египтяне называли «третьим глазом». И думая о том, как развито это свойство у маркиза, Кассия вздрогнула, не представляя, как бы он отреагировал, если бы узнал, что она его обманула.