|
– Ну что ж, я отважусь. Я не прочь послушать голос бога, правда им будет сказана или ложь. – Тогда пойдем и выслушаем этот голос, Олаф. И мы отправились к храму. Фрейдиса, имевшая право входить в него, открыла дверь. Мы вошли и зажгли лампу перед фигурой сидящего Одина, вырезанной из дерева. Алтарь бога – возле него, я стоял рядом с ним, а Фрейдиса припала к земле у статуи. Она стала бормотать руны, затем замолчала, и меня охватил страх. Помещение было большим, слабый свет едва достигал сводчатого потолка. Вокруг меня были одни только бесформенные тени. Я ощутил, что существуют два мира, один телесный, другой – мир духов, и что я нахожусь где то между ними. Фрейдиса, казалось, заснула, я не слышал даже ее дыхания. Затем она тяжело вздохнула, повернула голову, и я при свете лампы заметил, что ее лицо было мертвенно бледным. – Чего ищешь ты? – спросили ее губы, движение которых было едва заметно. Голос, исходивший от нее, был не ее собственным голосом, а, скорее, мужским, глубоким, с незнакомым мне акцентом. Затем прозвучал ответ голосом Фрейдисы: – Я, ваша жрица, хотела бы узнать судьбу этого юноши, стоящего возле алтаря, юноши, которого я люблю. На некоторое время воцарилась тишина, затем заговорил первый голос, опять губами Фрейдисы. И я видел, что статуя пребывала в неподвижности, оставаясь тем же, чем и была, – куском дерева. – Олаф, сын Торвальда, – проговорил глубокий голос, – является нашим врагом, как и его предок, могилу которого он ограбил. И его судьба будет такой же, как и судьба его предка, так как в них живет одна и та же душа. Он добьется всеобщего преклонения благодаря рукояти меча, украденного им у мертвого, будет добиваться побед, хотя и выступит против нас, но наше проклятие не будет действенным против него. Великую боль испытает он – и великую же радость. Он бросит прочь скипетр ради любви и поцелуя женщины, но все равно обретет еще большее могущество. Олаф, которого мы проклинаем, станет Олафом Благословенным. Все же в конце концов мы одержим победу над его телом и теми, кто будет держаться рядом с ним, проповедуя мечом и без него. Среди них должна быть упомянута и ты, женщина, а также другие, те, которые причинили ему зло. Голос смолк, и наступила тишина, настолько глубокая что вынести ее я больше не мог. – Спросите его о войне, – сказал я, – о том, что произойдет. – Слишком поздно, – ответил голос Фрейдисы. – О! Я уже вижу вас, вы здесь одни, а дух покинул меня. Затем наступило общее молчание, после которого Фрейдиса трижды вздохнула и окончательно пришла в себя. Мы покинули храм. Я нес лампу и поддерживал Фрейдису за руку. Возле двери я оглянулся назад, и мне показалось, что идол гневно уставился на меня. – Что здесь произошло? – спросила Фрейдиса, когда мы очутились под светом звезд. – Я ничего не помню, в моей памяти сплошная тьма. Я ей рассказал все слово в слово. Когда я закончил, она произнесла: – Подайте мне меч Странника. Я подал ей меч, и она повернула обнаженное лезвие к небу. – Его рукоятка выполнена в виде креста, – задумчиво промолвила она. – Но как может человек поклоняться кресту, восхвалять его и покорить кого то с его помощью? Не могу я объяснить эти слова, но тем не менее не сомневаюсь, что все им сказанное – правда и что вы, Олаф, вместе со мной обречены на одну судьбу, какой бы она ни была. И вместе с вами еще кто то, причинивший вам зло, – Стейнар или же Идуна. Но я довольна этим, так как любила отца и думаю, что сына люблю еще больше, хотя и по другому. И, приблизившись ко мне, она с торжественным видом поцеловала меня в бровь. После того как мы с Фрейдисой узнали предсказание Одина, три длинных боевых ладьи при свете луны покинули Флётстранд, песчаную отмель неподалеку от Аара, и направились к острову Лесё. |
