Это ожерелье лежало на ее груди, а под ним было послание на папирусе, в котором говорилось, что когда недостающая утерянная половина опять воссоединится с этой, то те, кто носит их, встретятся еще раз как смертные создания. И вот теперь две половинки ожерелья соединились, и мы встретились, как было предопределено Богом. И теперь мы навсегда – одно целое. И пусть все императрицы мира попробуют нас разлучить!
– Навсегда! – подтвердил я, снова обнимая ее. – Мы с тобой одно целое навсегда, навсегда. Хотя, возможно, время от времени нас будут разлучать друг с другом.
Глава VII. Победа или Вальгалла!
Минутой позже я расслышал шорох в кустах, производимый людьми, прокладывающими себе путь сквозь них. Приглушенный голос скомандовал: – Хватайте его, живого или мертвого! Рядом появились вооруженные люди, и один из них крикнул:
– Сдавайся!
Я обнажил меч и прыгнул вперед.
– Кто смеет приказывать сдаться генералу Олафу, командующему здесь? – спросил я.
– Я смею, – ответил мужчина. – Сдавайся – или ты умрешь! Тогда, думая, что это грабители или наемные убийцы, нанятые кем то из моих врагов, я бросился на него. Борьба была недолгой, он упал мертвым после первого же удара моего меча. Тут же трое других напали на меня. Но по совету Ирины я носил под камзолом кольчугу, и их мечи отскакивали от нее. Кроме того, северная ярость вернулась ко мне, и эти изнеженные восточные люди не могли противостоять моему искусству фехтовальщика и моей силе. Вначале один, а затем другой были сражены, третий попытался спастись бегством, но в этот момент получил от меня сильный удар.
– Кажется, все закончилось, – сказал я Хелиодоре, припавшей к скамье. – Пойдемте, я доставлю вас к отцу, вызову охрану, прежде чем мы встретим еще каких либо убийц.
И пока я говорил это, какая то закутавшаяся в плащ женщина незаметно выскользнула из своего укрытия за деревьями и встала перед нами. Она откинула назад капюшон, и лунный свет упал на ее лицо. Это была императрица! Но ярость ревности так изменила ее облик, что я едва смог узнать ее. Большие глаза, казалось, пылали огнем, щеки были белыми, кроме тех мест, где их коснулись румяна, губы дрожали. Дважды она пыталась заговорить, и это ей не удавалось, но на третий раз слова стали срываться с ее губ.
– О нет, все только начинается, – проговорила она голосом, полным ненависти. – Знайте же, что я слышала каждое ваше слово. Итак, предатель, ты считаешь возможным рассказывать мои секреты этой египетской суке, а затем убивать моих слуг! – Она указала на одного мертвого и другого, раненого мужчину. – Прекрасно, вы мне за это заплатите оба, клянусь вам!
– Разве это убийство, Августа, – обратился я к ней, салютуя мечом, – если четверо нападают на одного, а тот, считая их убийцами, борется за свою жизнь и в этой схватке побеждает?
– Что значат четыре такие дворняжки против вас? Я должна была послать дюжину. Но это мне вы наносили удар. Ведь все, что они делали, они делали по моему приказу!
– Если бы я знал об этом, Августа, я никогда бы не вытащил своего меча, так как я – ваш офицер и обязан повиноваться вам до конца.
– А вместо этого вы еще злословите надо мной, пользуясь своим языком, как мечом! – ответила она, сопровождая свои слова чем то похожим на всхлип. – Вы заявляете, что вы – мой послушный офицер. Хорошо, это мы сейчас увидим. Убейте эту наглую девицу или меня, мне все равно – кого, а затем сами заколитесь своим мечом!
– Первого я сделать не могу, Августа, так как это было бы убийством невиновного, а я не запятнаю душу убийством!
– На этот счет не беспокойтесь! Разве она не насмехалась надо мной, моим возрастом, моим вдовством, даже моими волосами, в расцвете своей… юности? Разве не надсмеялась она надо мной – Повелительницей Мира?!
Впервые заговорила Хелиодора. |