|
И тогда Джодд с несколькими северянами встал между ними и мной и, отсалютовав императрице, продолжал на ломаном греческом: – Просим извинения, Августа, но почему нам приказывают убить собственного генерала? – Повинуйтесь моим приказам, солдаты, – ответила она. – Просим извинения, Августа, – спросил флегматичный Джодд. – Но, прежде чем мы убьем нашего генерала, которому вы нам приказывали повиноваться, нам необходимо узнать, почему мы должны убить его. Это обычай нашей страны: ни один человек не может быть убит, не будучи выслушанным. Генерал Олаф, – обратился он ко мне и, вытащив свой меч, отсалютовал по всей форме, – будьте добры, объясните нам, почему мы должны вас убить или арестовать? В это время поднялась невообразимая суматоха, и какой то евнух, находившийся позади всех, начал кричать солдатам, чтобы они повиновались всем приказам императрицы; некоторые из них стали подбираться поближе ко мне. – А если я на свой вопрос не получил ответа, – вскричал Джодд громовым голосом, напоминающим рев быка, – то я боюсь, что и другие должны быть убиты рядом с генералом. Эй, северяне! Ко мне, норманны! Ко мне, бритты! Эй, саксонцы! Все ко мне, кроме этих проклятых греков! С каждым его призывом люди Джодда выскакивали вперед из собравшейся толпы, и уже около пятидесяти солдат выстроились перед ним и плечом к плечу встали рядом со мной. – Будет ли ответ на мой вопрос? – повторил Джодд. – Так как если мы не получим, то, хотя нас и один против десяти, я думаю, что прежде, чем генерал Олаф падет или окажется схваченным, этим вечером здесь произойдет неплохая схватка! Затем заговорил я: – Друзья! Капитан Джодд! Я отвечу на ваш вопрос, и если не буду точен, то пусть Августа сама поправит меня. Вот она – причина происшедшего! Эта женщина – моя обрученная жена. Мы беседовали вдвоем в этом саду о нашем обручении. Императрица же, не замеченная нами, спряталась вон за теми деревьями и подслушала наш разговор, который, по некоторым причинам, лучше известным ей самой, так как в нем не было речи ни о какой либо измене, ни о делах, касающихся государства, настолько рассердил ее, что она послала солдат убить меня. Думая, что это бандиты или грабители, я защищался и… вон там они лежат, кроме одного, который раненым ускользнул отсюда. И тут императрица появилась перед нами и повелела мне убить госпожу Хелиодору. Друзья, посмотрите на ту, кого императрица приказала мне убить, и скажите, если бы она была обручена с вами, могли бы вы ее убить, даже ради прихоти или удовольствия императрицы? – И, отступив в сторону, я показал им Хелиодору во всем ее обаянии; она стояла возле дерева, сжимая в руке кинжал. И из группы тех, кто собрался вокруг Джодда, раздался громовой рев «Нет!», в то время как остальные молчали. Ирина же прыгнула вперед и завопила: – Значит, мои приказы обсуждаются? Повинуйтесь! Зарубите этого человека или возьмите его живым, мне все равно, вместе с теми, кто примкнул к нему! Или завтра же вас всех повесят! Каждого! Теперь собравшиеся солдаты также стали выстраиваться по командам своих офицеров, так как поняли, что у них нет другого выбора. Битва или смерть! Сейчас их было большинство, тогда как поднятые по тревоге солдаты с Севера еще только должны были сюда прибыть. – Сдавайтесь, или мы вас атакуем! – сказал офицер, принявший командование над солдатами греками. – Не думаю, что мы вам сдадимся, – ответил Джодд, и в это время раздался шум бегущих от казармы в ратном строю северян, которым посланец Джодда сообщил о происходящем. – Я даже уверен, что мы не сдадимся! – продолжал Джодд и внезапно закричал: – Вальгалла! Вальгалла! Победа или Вальгалла! – дикий военный клич северян. И тотчас же из трех сотен глоток, заглушая топот бегущих ног, все приближающихся, вырвался ответный клич: «Вальгалла! Победа или Вальгалла!» А затем из мрака выскочили норманны. |
