Изменить размер шрифта - +
На верху ее сидел толстый человечек, а на полу рядом с лесенкой стоял столик с большой растрепанной книгой в черном переплете.

    В одной руке у библиотекаря был целый ворох рукописей, а другой он пытался одновременно держаться за перекладину, и при этом не выпускать пузатый бокальчик дутого стекла. Я принюхался и мгновенно понял причину столь бережного отношения к бокалу. Этот запах нельзя было спутать ни с каким другим.

    – Здравствуйте, – ответил я, подходя к стремянке. – Вы знаете, я тоже очень люблю хиразский бальзам. И неоднократно слышал, что в компании он гораздо полезней для желудка.

    Библиотекарь наконец догадался сунуть рукописи подмышку, ухватился за перекладину, высвободив руку с бокалом, пригубил напиток и посмотрел на меня с задумчивой меланхолией.

    – Вы – лакомка, – сообщил он вполголоса. Потом снова пригубил бальзам, еще немного подумал и добавил: – Я тоже лакомка. Бутылка под столом, бокал – там же. Много не наливайте.

    Меня несколько удивило наличие второго бокала, словно специально приготовленного, но я не стал искушать судьбу лишними размышлениями. Я послушался совета, покатал на языке божественный напиток и принялся изучать моего гостеприимного хозяина. Да, он мог позволить себе обращение «молодой человек», глядя на меня с высоты не только лестницы. Мои тридцать семь здесь иначе не смотрелись.

    Лет шестьдесят – шестьдесят пять, самый расцвет бодрой, деятельной старости при спокойном образе жизни и хорошем питании. Чем-то он напоминал Трайгрина, Предстоятеля Эрлика – такой же сытенький, благостный, а взгляд настойчивый и с острым прищуром…

    Как игла в вате.

    Дольше молчать было неудобно.

    – Вы, как я вижу, чернокнижник? – улыбнулся я, хлопнув рукой по черному переплету фолианта.

    Мои слова вызвали мгновенную и бурную реакцию. Библиотекарь живо слетел с лесенки, отобрал у меня книгу и успокоился только тогда, когда засунул ее в непроходимые дебри стеллажей.

    – А вы случайно не из храмовых ищеек? – поинтересовался он, хмуря светлые брови. – Или просто сперва говорите, а потом думаете? Во времена Большого Пожара, когда искоренялся Пятый Культ, такого заявления хватало, чтобы невинного человека тут же посадили на кол. Это сейчас, говорят, послабление вышло – плетей дадут и отпустят…

    Я чуть не подавился бальзамом.

    – Пятый Культ? – невинно переспросил я, кашляя и утирая слезы. – А нельзя ли поподробнее? Я, знаете ли, приезжий…

    Он даже и не подозревал, насколько я – приезжий…

    Библиотекарь мне попался знающий и разговорчивый. Похоже, он измаялся в поисках слушателя и теперь отводил наболевшую душу. Вся дальнейшая беседа выглядела одним сплошным монологом с паузами для моих наивных вопросов, а также изумленных или восторженных возгласов (с мысленными вставками).

    В сжатом виде все выглядело следующим образом:

    В глубокой древности различных культов, культиков и совсем уж крохотных, домашних божков была тьма-тьмущая. И, согласно принятому мнению, поначалу они каким-то образом уживались между собой, деля сферы влияния.

    (Я-то понимал, что уживались не культы и не боги, а их Предстоятели, которые успешно питались верой, отведенной на долю соответствующих богов, и довольствовались малым. Способность потреблять веру, насколько я знал, передавалась от Предстоятеля к его преемнику, но как это происходило, я не знал, и также не представлял себе дальнейшей судьбы старого Предстоятеля, ушедшего, так сказать, на покой.

Быстрый переход