Идиллия, подумал Мазур. Милые, незатейливые люди, теплые, домашние отношения... кто ж секретки ворошил‑то? Предположим, при некоторой ловкости не так уж трудно кому‑то постороннему проскользнуть бесплотной тенью на второй этаж мимо впавшего в нирвану мистера Джейкобса — но вот Гвен почти все время дома, спиртного не трескает, валяется и читает что‑то, и уж она‑то непременно заметила бы постороннего злоумышленника...

Он поднялся по скрипучей лесенке, повернул в замке большой старомодный ключ с двумя бородками, вошел, закрыл за собой высоченную тяжелую дверь. Посмотрел вправо и печально покривил губы: это уже хамство, знаете ли... По отношению к жильцу, аккуратно вносящему оговоренную плату — это неприкрытое хамство с любой точки зрения...

Входная секретка была снова нарушена. Кто‑то в его отсутствие вновь заходил в комнату. Неймется кому‑то...

Настроение вмиг испортилось — не особенно, но все‑таки. Мазур, сердито пофыркивая, подошел к окну — распахнутому настежь, прикрытому легкими бамбуковыми жалюзи — посмотрел сквозь щелочки на другую сторону улицы, где, как выяснилось, располагалось логово. Гнездо путчистов, мать их.

Монументальными заборами здесь окружать жилые дома было совершенно не принято — и поскольку вокруг зловещего гнезда возвышался чуть ли не двухметровый забор из рифленой жести, раньше здесь и точно была какая‑то мастерская или склад. Ну, вполне разумная предосторожность: и в этих райских местах немало охотников до чужого добра...

Небольшой одноэтажный домик, столь же старинный, как и очередное пристанище Мазура — и довольно большой ангар из той же жести, с двустворчатой дверью, куда запросто может въехать даже нормальный грузовик, благо и высота двери позволяет. Полдюжины пальм в качестве озеленения. Сонное, ничем не примечательное местечко. Раньше Мазур особенно не приглядывался, конечно, к соседям, но все же по въевшейся привычке краем глаза фиксировал все, что происходит вокруг, — и не помнил ни многолюдства, ни шума. Кто‑то однажды выходил на улицу, кто‑то ходил по двору — вот и все признаки жизни.

Вообще‑то в таком бараке можно спрятать даже не грузовик, а приличный броневик вроде «Саладина»... стоп, стоп, это уже дурное кино! Броневик сюда контрабандой не протащишь, да и Бешеный Майк обычно прекрасно управлялся раньше без всякой брони. А вот стволов сюда можно натащить незаметно, в потребном количестве...

Внизу послышалось тарахтение маломощного мотора. Мазур, отошедший было от окна, вновь приник к щелочке. У калитки остановилось здешнее грузовое такси — трехколесный грузовичок, скорее уж мотороллер с кузовочком, к которому присобачили кабину. Двое — белые, высокие, крепкие парни — проворно спрыгнув из кузова, вытащили оттуда какой‑то прямоугольный щит, прислонили его к рифленой стенке. Один из них сунул водителю местную кредитку — большую, разноцветную — тот что‑то сказал благодарственное и проворно укатил. Парни этот щит — шириной в полметра примерно, длиной метра в два — перевернули другой стороной, отступив на пару шагов, критически оглядели и переглянулись с видом совершеннейшего удовлетворения.

Это была вывеска. Броская, как спецназовец в полной амуниции посреди детского утренника. На желтом поле с веселенькими синими завитушками по углам черные буквы с зеленой каймой:

АВТОРЕМОНТНАЯ МАСТЕРСКАЯ ПАРСЕЛЛА

Оба принялись неторопливо расхаживать вдоль забора и ворот, негромко переговариваясь, обмениваясь выразительными жестами. Любому было бы ясно: прикидывают, куда присобачить вывеску.

Ах вы, стервецы, ухмыльнулся Мазур с профессиональным уважением. Неплохо придумано. Сам бы примерно так же и поступил бы в схожей ситуации...

Новые люди то ли сняли, то ли купили пустующее здание и собираются в самом скором времени устроить там автосервис. А это означает, что вся округа теперь и ухом не поведет, глядя как заезжают во двор машины, как выгружают с них что‑то громоздкое, как мелькают, сменяя друг друга, незнакомцы.