– Отличная мысль, – сказала я. – Только и это еще не все.

– А что такое?

– Мерайя считает, что драгоценности все еще спрятаны у них в доме. Она хочет, чтобы я нашла сейф – тогда полиция даст ордер на обыск. Она говорит, деньги у Хевенеров на исходе. И думает, что они попытаются продать хотя бы часть драгоценностей. А поскольку они заявили об их пропаже, выглядеть это будет не лучшим образом. Если она поймает их за руку, полиция получит ордер на арест.

– И как она собирается их уговаривать?

– Никак. Она хочет, чтобы это сделала я. – Я вытащила из кармана джинсов листок бумаги. – Она дала мне имя одного перекупщика в Лос-Анджелесе и хочет, чтобы я сообщила его братьям.

Генри взглянул на листок:

– Сирил Ламбру держит ломбард?

– Он ювелир. Мерайя говорит, у него вполне легальный бизнес. Но иногда он занимается и скупкой краденого.

– А почему она сама им о нем не расскажет?

– Потому что они знают, кто она, и на эту удочку ни за что не попадутся.

– Но почему она выбрала тебя?

Тон у Генри стал агрессивным, и я почувствовала, что краснею.

– Потому что я нравлюсь Томми.

– Нет, они обязательно почуют неладное. Ты называешь им имя ювелира. Они закладывают свои побрякушки, а потом их арестовывают и сажают за решетку. Даже не думай соваться.

– Да ладно тебе. Они все поймут только за решеткой.

Генри с тоской уставился на меня:

– Не делай этого! Не вмешивайся. Тебя это совершенно не касается.

– Я и не говорила, что собираюсь вмешиваться.

– Ну как ты будешь искать сейф? Тебе же для этого надо попасть к ним в дом.

– Томми однажды меня туда уже возил. Осталось уговорить его сделать это еще разок.

– Зачем рисковать? Тебе нельзя оставаться наедине ни с одним из братьев.

– Генри, обещаю, я не буду торопиться. Я еще даже не придумала, что сказать… В том случае, если соглашусь.

– Куда ты лезешь? Тебе же не нужны деньги.

– Не в деньгах дело. Ладно, хватит. Ты что-то уж очень забеспокоился.

– А ты совершенно не беспокоишься. И зря!

Большую часть среды я приводила в порядок недоделанные дела. В шесть утра, в перерыве между дождями, я совершила пятикилометровую пробежку, после чего отправилась в спортзал. Потом вернулась домой, приняла душ, позавтракала и в 9.15 явилась в офис, где занималась бумагами, в том числе и счетами, которые я оплатила с особой гордостью.

Из офиса я ушла около трех и направилась в банк. Чек, который я выписала на «Хевенер пропертиз», еще не успели перевести. Я приостановила платеж, вернулась на работу и написала Ричарду письмо, где извинялась за то, что по непредвиденным обстоятельствам не буду снимать у него помещение. Он, конечно, мог обратиться в суд, но я надеялась, что делать этого он не станет. В его положении лучше в мелкие тяжбы не ввязываться. В 17.30 я ушла. По дороге домой заехала на почтамт, опустила письмо в ящик. Через двенадцать минут я уже добралась до дома, и на душе у меня было удивительно легко.

Не заходя к себе, я постучала в окно Генри, но его на месте не оказалось. Из кухни доносились сладостные ароматы тушеного мяса, и я решила, что он где-то поблизости.

Я отперла свою дверь, зашла. Огонек на автоответчике весело мигал. Я включила запись.

Томми Хевенер: «Привет, это я! Все время о тебе думаю. Может, застану попозже. Придешь – позвони».

Я стерла сообщение, и как же мне хотелось сделать то же самое с Томми!

Я отправилась на кухню. В субботу я съела последнюю банку томатного супа, а другой еды в доме не было.