Изменить размер шрифта - +
Ефим вытряхнул на ладонь черный цилиндрик и оценивающе посмотрел на него.

– И срочно тебе? – с сомнением произнес он, поднимая на меня глаза.

– Хотелось бы сегодня, Ефим! – умоляюще сказал я. – Вопрос жизни и смерти.

Ефим покачал кассету на ладони и отрицательно мотнул головой.

– Сегодня не выйдет! – заявил он. – Мне нужно еще пленку подобную разыскать… На это время нужно. Я же, старик, микросъемкой не занимаюсь!

Лицо мое заметно вытянулось, и Ефим сказал:

– Может, тебя устроит в другом формате? Тогда можно и сегодня сделать…

– Это как – в другом формате?

– Ну, я тебе пересниму это дело на обычную пленку – выйдет две-три кассеты… Или тебе обязательно, чтобы можно было в задницу спрятать?

– А можно, значит, на обычную? – обрадовался я. – Да ради бога! Мне главное, чтобы дубликат был. Только честно признаюсь – денег у меня с собой нет…

– Потом сочтемся! – махнул рукой Ефим. – Я же вижу, что у тебя горит. Только, – предупредил он, – часа четыре придется ждать. Имей в виду! Так что насчет яичницы хорошенько подумай! А хочешь – можешь один выпить, я на это не реагирую.

– Пить не буду, – заявил я. – А яичницей займусь. Где у тебя?

– В холодильнике, – сказал Ефим. – Пока я там возиться буду – не отвлекай. Звонить будут – не открывай. В общем, развлекайся от души!

И он удалился к себе в комнату, которая одновременно являлась у него и студией, и лабораторией. Оставшись один, я занялся яичницей – сначала приготовлением, а потом уничтожением. Потом вымыл посуду. Потом просто скучал.

Время тянулось невыносимо медленно. Из комнаты Ефима не доносилось ни звука, и у меня возникало ощущение, что я брошен в одиночестве. Наконец часа через полтора раздался шум, хлопанье дверей, и появился Ефим с фотобачками в руках. Он подмигнул мне и пристроил бачки в раковину под струю воды.

– Ванная у меня не функционирует! – с досадой сказал он. – Полный зарез! Приходится на кухне… – И деловито пояснил: – На двух пленках уместилось. Что-то около семидесяти кадров. Но… качество, брат, аховое! – Он с любопытством посмотрел на меня. – Сам снимал?

– А что? – невинно спросил я.

– Да, по-моему, фотограф – очень нервный человек, – объяснил Ефим.

– Нет, он сейчас очень спокойный, – ответил я. – А что, все уже готово?

– Ну! Еще закрепление, окончательная промывка, сушка, – ответил Ефим. – Часа полтора еще… Сейчас с растворами закончу, и мы с тобой чаю выпьем. С вареньем!

Чай у Ефима оказался таким крепким, что во рту долго сохранялся терпкий вяжущий вкус, не перешибавшийся даже ароматным абрикосовым вареньем. Ефим заметил, как осторожно я колдую над своим стаканом, и усмехнулся:

– Извини! Переборщил с заваркой. Это по привычке. Я теперь для утешения на чифирь налегаю. Природа, брат, не терпит пустоты!

– А ты как же… – осторожно начал я.

– Хочешь сказать, как завязал? – подсказал Ефим. – Да много чего тут было! Всего и не расскажешь… В тупик зашел, старик, капитально! Но пока держусь. «Капуста» появилась. Теперь на квартиру коплю. Сижу один, как бирюк. Старых прихлебателей всех разогнал. У меня давно уж никто не бывает… За этот месяц, считай, ты первый гость. Ну а у тебя как дела? Где теперь? – Да все там же, – пожал я плечами. – В обители скорби.

– А-а… – деликатно протянул Ефим. – А я уж было решил, что ты профессию сменил…

– Ты насчет пленки? – засмеялся я.

Быстрый переход