— Сидя на ящике, она принялась разбирать свое оружие. — Ты знаешь, сколько раз я умирала там, в этом ледяном аду? Ну ладно, едва не умирала. — Джинн подняла четыре пальца. — Это заставляет по-другому взглянуть на вопросы бытия.
Хотя лицо Сципиона по-прежнему не отражало никаких эмоций, твердость девушки восхитила его. Что-то проглядывало в ней, что-то великое и непоколебимое. Где бы она ни находилась и во что бы ни была облачена, в ее словах и действиях сквозило нечто большее, чем виделось на первый взгляд. Не неуважение, нет. Решительность и бесстрашие, которые позволили Джинн Эвверс выделиться из людской толпы. Редкие качества, которые обычно приписывают генералам и великим полководцам вроде Махария, Крида или Яррика. Она оставалась всего лишь шахтером, которому пришлось стать воином, но ее харизма и сила духа были неоспоримы.
— Дважды? Как так? — наконец спросил Сципион, стараясь подыграть ей.
Джинн взяла в руки маркер и ткнула им в центр кольца Ультрамаринов.
— Ваши молитвы были услышаны, Ангел.
Глава десятая
Его смертная сущность уже давно канула в небытие, но Сахтаа Жаждущий Плоти все еще мог найти себе жертву. Иные чувства теперь направляли его, и хотя он не мог до конца осознать инстинкты своего машинного разума, он научился использовать их.
Лед и снег покрывали его тело, скрывая во всепоглощающей белизне. Обрывочные воспоминания затмевали взор. Картины далекого прошлого, которое он, казалось, уже забыл, всплывали вновь, искаженные, словно помехи на пикт-записи. Заснеженные горы превратились в высокие дюны, тундра вокруг — в пустынные равнины, простирающиеся на много лиг. И были города, настолько крохотные, что сливались в темные пятна, и птицы-падальщики стаями кружились в лучах жаркого послеполуденного солнца.
Сахтаа страстно желал вновь насладиться теплом светила, ощутить его лучи на шее и спине, но нервы его были мертвы, а тело являло собой лишь холодное искаженное подобие того, что принадлежало ему до биопереноса. Где-то в процессе, возможно, во время Долгого Сна, его энграммические схемы, хранившие следы памяти, оказались повреждены. Теперь было трудно отличить прошлое от настоящего, старое от нового. Это терзало разум Сахтаа, и ему хотелось кричать.
Поначалу лагерь показался ему целым вражеским поселением, окруженным высоким частоколом с проемами деревянных ворот. Затем он увидел его истинный облик: кучку неказистых палаток, в которых ютилась его новая «одежда».
Он сгорбился и позволил вьюге поглотить его самого и его жалких спутников. Они были лишь кусками пожеванной плоти, и корка засохшей крови покрывала рты свежевателей, которыми они обгладывали сами себя.
— Мы — гули… — произнес Сахтаа, но слуги не ответили ему.
Теперь им нужно обойти, избегая при этом генно-модифицированных воинов.
Сахтаа жаждал крови. Жаждал получить назад свою кожу.
«О, как же я голоден…»
Фуг похлопал себя руками по телу уже, должно быть, раз в пятидесятый. Лучше не стало. Ни многослойный плащ, ни подбитая мехом куртка, ни защитный комбинезон не спасали от лютого мороза — и ему это очень не нравилось. Буря усилилась. Видимость была практически нулевой. Он взглянул на магнокль, лежавший у его мерзнущих даже в палатке ног, и решил не трогать его. Капитан Эвверс сказала предельно четко: сканировать периметр каждые пятнадцать минут, но Фуг слишком окоченел, чтобы пошевелиться. Да и все равно, какой от этого прок? Теперь их защищают космические десантники. Он видел их, шагающих взад и вперед, словно ожившие статуи, которые совершенно не тревожит холод. Другие люди не такие крепкие. Фуг не видел причин, почему ему нельзя найти себе более теплый тент и с головой закопаться в спальный мешок.
Часовой все еще оплакивал свои несчастья, когда внезапно заметил что-то вне палатки, метрах в пятидесяти в стороне. |