— Пока далеко.
— Пыль — это значит, кто-то движется по песку. Он взял бинокль и полез на крышу кабины.
— Ну и что, что пыль… — Белорус потянулся и почесал рубец на скуле, — мы уж к Киеву приближаемся, здесь должно быть людно. Ну, чего там?
— Монахи гонят кого-то, — сказал Туран в люк, оторвавшись от бинокля.
— Это кого же? — подал голос Илай. — Здесь не Московия, Владыка Баграт не велит своим…
Старик заволновался, ерзая на сиденье.
— Мутантов гонят, — объявил Туран, опять приникнув к окулярам.
Пыль впереди подняли несколько ездовых манисов, которыми управляли кочевые, а следом мчались два «тевтонца».
Сендеры монахов разошлись в стороны, чтобы взять всадников в клещи. Стрелки разворачивали пулеметы — расстояние между погоней и мутантами сокращалось на глазах.
— А, ну пусть гонят, — лениво махнул рукой Белорус, — наше дело сторона. Поехали дальше.
Он сунул автомат в чехол и заерзал на сиденье, устраиваясь поудобней.
— А я посплю.
Илай гулко откашлялся и сдвинулся в тень, только очки его здоровенные тускло блеснули. Туран вернулся за руль, повел «Панч» к холму.
Ветер нес поднятую колесами пыль. Раскатисто прогремела очередь «гатлинга». Наездники уступали монахам в скорости, они петляли, скатывались в лощины, но стряхнуть с хвоста погоню не могли, «тевтонцы» снова и снова настигали.
Туран вел грузовик медленно, следя за дорогой. Выстрелы раздавались все ближе. И наконец наперерез вылетели трое кочевых на манисах — с топотом поднялись из лощины. Завидев «Панч», издали высокий протяжный вой, разворачивая ящеров, но тут на пологом холме впереди показался «тевтонец». Грузно перевалил через гребень, пулеметчик повел шестиствольный блок «гатлинга», ударила длинная очередь. Два маниса рухнули, наездники покатились по земле, вздымая клубы пыли, третий пустил ящера навстречу «тевтонцу», занося копье. Туран притормозил, Белорус снова схватился за автомат…
Сендер монахов съехал с холма, качнулся на ухабе, пулеметчик, выпустив рукоять «гатлинга», ухватился за скобы ограждения, и тут слева — в лощине, из которой выскочили наездники, — взревел двигатель, выкатился второй «тевтонец», затрещали выстрелы.
Мутанта, несшегося в лобовую на монахов, пули разорвали надвое, очередью манису снесло плоскую башку. Бесформенная масса, разбрасывая кровавые брызги, рухнула под колеса «тевтонцу». Громко хрустнули кости, когда тяжелая машина подмяла под себя все, что осталось от наездника с ящером, и замерла. Водитель заглушил двигатель, второй «тевтонец» тоже встал — и наступившую тишину внезапно разорвал вой. Один из раненых мутантов отползал прочь, раздробленные ноги волочились, и позади оставался широкий кровавый след. Из первого «тевтонца» выбрался жрец-каратель, сплюнул и двинулся за раненым, помахивая широким тесаком. Запыленные полы его полурясы развевал ветер, на груди жреца покачивалось серебристое распятие, сверкая в лучах восходящего солнца. Мутант полз, перебирая жилистыми руками, и выл, как пустынный шакал. Монах неторопливо шагал следом, шаркая подкованными сапогами. Поравнявшись с раненым, взмахнул тесаком и выпрямился, подняв отрубленную голову с длинными хрящеватыми ушами. Рявкнул:
— Вот имя Создателя!
Водитель второго «тевтонца» завел мотор и подрулил к «Панчу».
Туран оглянулся на Илая, шикнул Белорусу, чтоб о пассажире молчал пока, а только новости разузнал да что в городе творится. Сам же выложил на колени дробовик, который висел на особых зацепах под приборной доской — оружие всегда должно быть под рукой.
— Кто такие? — прорычал жрец, сидевший за рулем «тевтонца». |