А они цеплялись! Кто-то оставался добровольно, ну а некоторые… Подавившие остатки сопротивления защитников крепости солдаты, пожалуй, в первый раз увидели такое зрелище, как артиллеристы, прикованные к своим орудиям или просто к стенам. По настоящему прикованные, без каких-либо преувеличений, железными цепями, чтоб уж точно не могли отступить. Дикость, варварство… а ещё свидетельство того, что османы были в отчаянии, осознавая, что всё вокруг них рассыпается.

Пленные? Немного, но они были, да и рассказать смогли немало. Из того, что знали, конечно. Вот и поведали, что немалую часть гарнизона составляли янычары, но поняв, что Чанаккале уже никак не удержать, они, повинуясь заранее полученному приказу, отступили в сторону Стамбула. Они отступили, а вот фанатики, взбудораженные проповедями мулл и большими дозами опиума, они остались. Как и прислуга орудий, которая оставаться не хотела. Да и опиум им давать означало сделать стрельбу ну совсем уж не точной.

Разумеется, общую обстановку в Османской империи Гарсия де Лима знал и так, но вот частности, их получалось узнавать только вот так, посредством допроса пленных. И они, частности эти, откровенно радовали. Если уж артиллеристов приковывают к орудиям цепями — это значит, что в победу над крестоносцами среди османов верят разве что одурманенные речами и опиумом фанатики. По настоящему же сражаться, не будучи готовыми отступить и в то ж время являясь настоящими, умелыми воинами — тут, пожалуй, оставались лишь янычары, но их число тоже не могло сильно увеличиться. Конечно же, новых христианских мальчиков из числа взятых по девширме и купленных на рабских рынках набрали. Но требовалось время для их обработки, обучения, вложения в головы фанатичной преданности исламу, Османской империи и лично султану. А люди не вырастают за пару лет из мальчиков в мужи. Естественный ход времени, он разве что богам подвластен, но никак не простым смертным. Аллах же явно не спешил проявлять милость к своим верующим. Ну или делал это столь незаметно и без явного результата, что на подобное и внимания обращать не следовало.

Как бы то ни было, а крепость Чанаккале пала, тем самым открывая путь в Мраморное море, а там и к Стамбулу. Настоящему сердцу империи. Используя власть командующего объединённым флотом, де Лима оставил не только неплохой гарнизон, что должен был заняться, используя как пленных, так и собственные силы, приведением крепости в мало-мальски приемлемое состояние, но и немалое число кораблей. Командовать же ими должен был Витторио да Крионе, испытанный во множестве сражений его заместитель.

Почему столь важная персона оставалась вроде как за бортом основной цели, взятия Константинополя? Ответ был прост, хотя понятен далеко не всем, кто желал преджде всего явной, зримой славы. Если Чанаккале — ключ от Мраморного моря, то и охранять этот ключ нужно как подобает, со всех сторон. В том числе и с моря. Ошибиться в столь важном деле — в Риме подобного не прощают. Глупость — вот тот грех, который Чезаре Борджиа и его родственники считали куда серьёзнее иных. Хотя бы потому, что он, как правило, исцелению не поддавался. И верно говорили древние, что кого боги хотят наказать — первей всего разума лишают.

Де Лима раз и навсегда уяснил то, что ему втолковал король. О существовании четырёх важнейших ключей, из которых до недавнего дня лишь один был в руках Рима. Что за ключи? Те самые, дающие возможность быстро и без проблем перебрасывать войска и товары, в зависимости от ситуации. Первый, не так давно полученный Италией — Египет, а точнее выход к Суэцкому заливу, а далее к Красному морю, а оттуда и к океану.