— Сотни и сотни. Но лишь юные девицы, женщины, не успевшие потерять красоту, а также… юные мальчики, которые тоже очень дорого стоят. Правильные, то есть покорные.

— У покорных отцов вырастают покорные дети, — пренебрежительно скривился Мирко. — Их уже успели распродать?

— Только начали. А ты хочешь?..

— Кое-кто может быть полезен. Не они сами, а их старшие родичи. Хотят получить обратно деток? Пусть платят!

— И конечно не золотом.

Усмешка Черлеску превратила на пару мгновений лицо трансильванца в воистину демоническую харю, но Гнедича подобное не то что не пугало, даже не смущало. Он многого в этой жизни насмотрелся, а уж подобные мелочи и вовсе не стоили внимания. Да, Раду Черлеску не был ангелом во плоти, зато являлся нужным Ордену, полезным, а также находился в допустимых рамках, не выходя за оные. И не осмелится выйти, если хочет продолжать ощущать себя частью могучей силы, которая только и способна была дать ему желаемое — месть.

— Связи, Исмаил! У нас их уже немало, но кое-куда так и не удалось проникнуть. Греки, армяне — они как закрытый ларец в тёмной комнате. Взломать сложно, но даже если сумеешь, то определять приходится наощупь, ведь зажечь свет означает привлечь ненужное внимание. Понимаешь? Это дополнение к тем женщинам, которые уже наши, которые с нетерпением ждут своего часа.

— Хорошо. Я отдам приказ купить тех, кто может оказаться полезен. Но они останутся вдали от родных вплоть до тех пор, пока те не исполнят приказы.

— Часть придётся отдать. Как доказательство намерений и для успокоения.

— Приемлемо. Только почти все женщины уже порчены и не раз. Мальчики тем более, — тут Раду злобно расхохотался. — Вот ведь выродки! Даже если есть выбор, они предпочтут мальчишескую задницу теплому и влажному девичьему лону. И не противно им свой отросток в дерьмо тыкать?

— Монахи ничуть не лучше.

— Да, верно, — помрачнел трансильванец. — У нас тоже грязь, хотя и меньше. Но теперь её убирают. Да благословит бог тех, кто это делает и не собирается останавливаться.

— Возблагодарим же Аллаха милостивого и милосердного…

При этих словах Мирко Гнедич позволил себе осторожную такую ухмылку, показывающую истинное отношение что к Аллаху, что к пророку его, что ко всему, что с этим связано. Просто он слишком серьёзно подходил к достоверности носимой маски, а потому старался даже в окружении своих не расслабляться. Так ему было спокойнее.

Мысль касаемо выкупа обращённых в рабство при большой стамбульской резне пришла в голову Мирко Гнедичу довольно неожиданно. Однако польза её была бесспорна. Даже если задуманное удастся лишь частично, лишним это точно не окажется. Особенно учитывая то, что некоторые люди, ненавидящие все связанное с османами и их империей, уже ждали своего часа. И этими людьми были красивые женщины, то есть те, от кого правоверный мусульманин в принципе не ожидал чего-то действительно опасного. Гаремные игрушки, жёны или наложницы, но в любом случае, по их представлениям, если на что и способные, то исключительно нашёптывать на ухо и плести исключительно женские заговоры. Может и опасные, но не сами по себе. И это должно было стать очередной большой ошибкой.

Освобождение Сербии из-под власти Османской империи изменило многое и показало немало. В том числе и тем, кто раньше находился в гаремах против своей воли. Немалая, а точнее большая часть этих женщин была сломана, искалечена душевно. Большая, но не вся. И из той части, кто сохранил волю и желание жить как человек, а не кукла для постельных забав и возможной перепродажи другому «господину», люди короля Италии тщательно отбирали особых женщин.