|
Похвалив молодого Филиппа за здравомыслие, Цезарь тут же посадил Публия Сестия обратно в курульное кресло губернатора и назначил Брута его легатом, а молодого Филиппа – проквестором. – Тридцать седьмой и Тридцать восьмой легионы нуждаются в отдыхе, – сказал он Кальви-ну. – Помести ребят на шесть рыночных интервалов в хороший лагерь в горах над Киликийски-ми воротами, а потом вместе с военным флотом пошли их в Александрию. Я буду ждать их там, а потом мы пойдем на запад и выгоним республиканцев из провинции Африка, прежде чем они уютно устроятся в ней. Кальвин, высокий светловолосый и сероглазый мужчина лет пятидесяти, ни на мгновение не усомнился в этих распоряжениях. Все пожелания Цезаря всегда оказывались единственно верными. Кальвин, всего лишь год назад присоединившийся к Цезарю, видел достаточно, чтобы понять, что это именно тот человек, к которому будут стремиться все мудрые люди, если они хотят добиться успеха. Консервативный политик, который должен бы был примкнуть к Помпею Великому, Кальвин выбрал Цезаря, после того как смертельно устал от слепой враждебности таких людей, как Катон и Цицерон. Поэтому Кальвин поехал в Брундизий, нашел там Марка Антония и попросил переправить его к генералу. Антоний немедленно согласился, зная, что Це-зарь хорошо воспримет переход на его сторону такого консуляра, как Кальвин. – Ты желаешь, чтобы я оставался в Тарсе, пока не дождусь известий от тебя? – спросил он. – Как хочешь, Кальвин, – ответил Цезарь. – Я скорее склонен считать тебя моим «кочую-щим консуляром», если в природе имеется такой зверь. Как диктатор, я сегодня же соберу три-дцать ликторов и в их присутствии наделю тебя неограниченными полномочиями во всех землях восточнее Греции. Это даст тебе возможность не подчиняться губернаторам провинций и набирать повсюду войска. – У тебя какие-то предчувствия, Цезарь? – спросил Кальвин, хмурясь. – Предчувствий у меня нет, если под предчувствиями ты понимаешь необычный свербеж в мозгу. Скорее, я бы сказал об ощущениях, относящихся к мимолетным событиям, которые мой мыслительный процесс пропустил, но тем не менее они застряли в голове. А потому прошу тебя: держи глаза открытыми, чтобы не пропустить летающих свиней, а уши настрой на эфир, чтобы услышать поющих свиней. Если случится нечто подобное, значит, что-то где-то не так. Тогда применяй свою власть. И назавтра, в предпоследний день сентября, Гай Юлий Цезарь поплыл по реке Кидн в На-ше море, где его подхватил северо-западный ветер и погнал на юго-восток, что и требовалось. Три тысячи двести ветеранов и восемьсот конников с лошадьми теснились на тридцати пяти транспортах, ибо военные корабли остались в ремонтных доках. Два рыночных интервала спустя Кальвин, «кочующий консуляр», наделенный неограни-ченными полномочиями, собрался в Антиохию посмотреть, во что превратилась Сирия после губернаторства Метелла Сципиона. Но тут в Тарс на взмыленном скакуне прибыл курьер. – Киммерийский царь Фарнак со стотысячным войском вторгся в Понт у Амиса! – сооб-щил он, отдышавшись. – Амис горит, а Фарнак объявил, что намерен отвоевать все земли отца, от Малой Армении до Геллеспонта. Кальвин, Сестий, Брут и Квинт Филипп оцепенели. – Еще один Митридат, – глухо произнес Сестий. – Вряд ли, – возразил Кальвин, овладевая собой. – Сестий, мы выступаем. Квинт Филипп отправится с нами, а в Тарсе останется Брут. – Он посмотрел на Брута так грозно, что тот отшат-нулся. – А ты, Марк Брут, хорошенько запомни мои слова: в наше отсутствие никаких сборов долгов! Если выяснится, что хоть один ликтор попытался по твоему указанию кого-нибудь обобрать, я вздерну тебя за яйца! Или, если их не окажется, за что-либо другое! – Это по твоей вине, – сердито добавил Сестий, – в Киликии не осталось обученных легионов, так что твоей главной работой будет вербовать и обучать солдат. |
