|
– Да, но наши библиотекари такие медлительные. Книги прибывали быстрее, чем они успевали их регистрировать, поэтому в последние сто лет их складывали в специальном храни-лище. А теперь его нет! – Сколько книг в музее? – спросил он. – Почти миллион. – Тогда беспокоиться нечего. Утешься, моя дорогая! Количество книг, когда-либо напи-санных в мире, никак не превышает миллиона, а значит, сколько бы книг ни хранилось в сго-ревшем складе, все они были либо копиями, либо вновь созданными трудами. Многие книги в музее наверняка тоже копии. А недавние работы легко можно достать. Библиотека Митридата Пергамского насчитывает около четверти миллиона книг, большинство из них, я полагаю, но-винки. Запроси у него копии книг, которых нет в музее. Можешь также обратиться к Сосию или Аттику в Риме. Своих книг у них нет, но они займут их у Варрона, Луция Пизона, у меня, у других, у кого есть большие личные библиотеки. Кстати, это напомнило мне, что в Риме нет публичной библиотеки и я должен это исправить. Двинулись дальше. Аркада агоры пострадала меньше остальных общественных строений. Правда, несколько ее колонн были разобраны на секции, чтобы заблокировать арочные проходы под Гептастадием, но стены выглядели нетронутыми, как и большая часть крыши. А вот от гим-насия осталась лишь часть фундаментов, здание же суда исчезло совсем. Насыпной холм, воз-двигнутый в честь Пана, лишился растительности и водопадов. Его ручьи иссякли, в сухих рус-лах блестела одна только соль. На всяком клочке ровной земли стояла римская артиллерия. Не осталось ни одного целого храма, но Цезарь был рад, что сохранились скульптуры и барельефы, хотя все они были в грязи. Серапейон в Ракотисе пострадал мало благодаря своей удаленности от Царской улицы. Однако в главном храме недоставало трех массивных балок, и крыша прогнулась. – А сам Серапис великолепен, – сказал Цезарь, с трудом обходя горы мусора и обломков. Серапис сидел на золотом троне, усыпанном самоцветами. Похожий на Зевса, с окладистой бородой, с длинными волосами и с трехглавым псом Цербером, жмущимся к его ногам. Голова слегка склонилась под тяжестью огромной короны в форме корзины. – Очень хорошая статуя, – повторил Цезарь, внимательно разглядывая изваяние. – Конеч-но, не Фидий, не Пракситель и не Мирон, но очень хорошая. Кто ее делал? – Бриаксис, – сухо сказала Клеопатра, поджав губы. Она глядела на храм, вспоминая, какое это было прекрасное здание: удивительно пропор-циональное, просторное, с ярко раскрашенными и позолоченными ионическими колоннами, оно стояло на высоком подиуме со ступенями, ведущими к главным дверям. Метопы и фронтон – подлинные шедевры архитектуры. А выжил только Серапис. «Похоже, Цезарь видел так много разграбленных городов, так много пепелищ, так много свежих развалин, что очерствел сердцем. Картина разрушений не производила на него ни ма-лейшего впечатления, хотя виноваты в них по большей части именно он и его солдаты. Мои люди ограничились бы простыми домами, лачугами и трущобами, которые мало что значат». – Ладно, – сказала она, когда Цезарь и его ликторы провожали ее обратно в целехонький Царский квартал. – Я соберу все золото и серебро. Все, что смогу отыскать, лишь бы восстано-вить храмы, гимнасий, агору, суд и остальные общественные строения. Цезарь резко дернул повод осла. Животное остановилось, удивленно хлопая длинными ресницами. – Это очень похвально, – строго сказал римлянин, – но не следует начинать с украшатель-ства. Первое, на что ты потратишь деньги, – это еда для тех, кто остался без средств и без крова. Второе, что надо сделать, – это разобрать все руины. Третье – построить новые дома для про-стых людей, включая бедных. Только когда народ Александрии будет устроен, можно потра-титься и на все остальное. Она открыла рот, чтобы накричать на него, излить свой гнев, но встретилась с его взгля-дом. |
